Чтоб все слыхали.
МАРУСЯ. Позволит тебе Мопся такие чтения!
ЖЕНЯ (завяла). Да, правда. Мопся не позволит.
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА (ударяет в ладоши). Анна Ивановна, пожалуйста, па-д’эспань.
Таперша играет, девочки танцуют.
ЖЕНЯ (танцуя с Блюмой). Знаешь, я другое придумала: мы будем издавать журнал.
БЛЮМА. А это как же?
ЖЕНЯ. У Маруськи есть «Тарас Бульба». Мы перепишем начало, и будет номер первый. Еще кусок перепишем — будет номер второй.
Удаляются, танцуя.
МОПСЯ. Я, Лидия Дмитриевна, приготовлю вам в учительской ведомости. (Уходит.)
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА (останавливает музыку). Дети! Осталось три минуты до звонка. Я хочу с вами попрощаться, я сегодня у вас в последний раз.
ВСЕ (обступив ее). Вы уходите, Лидия Дмитриевна? Почему? Почему вы уходите?
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Потому, что я выхожу замуж.
ЖЕНЯ. Ну и выходите себе! Нам не мешает. А зачем вам от нас уходить?
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Такое правило, дети: если преподавательница выходит замуж, она должна уйти.
РАЯ. Ну? Как жалко!
КАТЯ. Мы вас так любим!
МАРУСЯ. Мы только вас и любим!
ЖЕНЯ. Лидия Дмитриевна, а как же другие синявки?
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА (шутя грозит). А вот я на вас пожалуюсь, что вы нас синявками зовете.
ЗИНА (обнимает ее). Вы не такая! Вы не пожалуетесь!
ЖЕНЯ. Нет, а почему же все-таки вы уходите, а другие синявки… другие учительницы остаются?
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. А они незамужние.
МАРУСЯ. Все? И Мопся тоже?
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Дети! Я рассержусь! Ну, почему вы Софью Васильевну Мопсей зовете?
ЖЕНЯ. Так ведь она Мопся и есть. (Гримасничает. Становится похожей на Мопсю.) Разве не Мопся?
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. Она ведь не плохой человек.
ВСЕ (кричат). Она? Мопся? Не плохая? Она ужас какая плохая! Мы ее ненавидим!
ЛИДИЯ ДМИТРИЕВНА. И напрасно. Она старый, больной человек. Одинокая. Ни детей, ни родных!
Звонок: конец урока.
Ну, дети, прощайте! Учитесь хорошо. Не забывайте меня! (Идет к дверям.)
ВСЕ (бегут за ней, кричат). Прощайте, Лидия Дмитриевна! Дорогая! Золотая! (Целуют, обнимают ее.)
Мопся входит, молча наблюдает эту сцену, стоя одна в стороне. Блюма издали понимающе, с жалостью смотрит на Мопсю. Лидия Дмитриевна ушла, девочки побежали за ней всё с теми же возгласами приветствия и прощания. Мопся одна; подходит к окну, прислоняется лбом к слепому, закрашенному стеклу, плечи ее вздрагивают: она плачет. Блюма возвращается в зал. Остановившись в нескольких шагах от Мопси, она смотрит на нее большими сострадательными глазами. От жалости к Мопсе и страха перед собственной дерзостью голос ее срывается.
БЛЮМА. Софья Васильевна… вы… вам жалко, что Лидия Дмитриевна выходит замуж?
Мопся резко повернулась к Блюме, на секунду остолбенела от неожиданности.
Софья Васильевна, не надо… не плачьте, пожалуйста!
МОПСЯ (вне себя от бешенства). Вы? Опять? Опять дерзости?.. (Тащит Блюму к царскому портрету.)
Возвратившиеся в зал девочки смотрят на Мопсю и Блюму.
БЛЮМА. Софья Васильевна, не выгоняйте меня из гимназии! Я все буду делать, только не выгоняйте! Мой папа умрет, если меня выгонят!
МОПСЯ. Вот — все смотрите! Ее бы следовало исключить, да, следовало бы! Но я ее только наказываю. Под портрет! До утра под портрет!
Звонок: конец перемены.
На молитву, медам, на молитву!
Девочки молча уходят в дверь, ведущую в церковь. Женя двинулась к Блюме, которая прижалась к стене под портретом.
(Окликает Женю.) Шаврова! Я что сказала? На молитву!
Женя и Мопся уходят. Блюма на сцене одна. Прислушивается. Слышно какое-то бормотание: читают молитву. Через минуту все возвращаются в зал.
МОПСЯ. Пансионерки, идите в столовую обедать, приходящие — в швейцарскую. Не топать, не шаркать ногами, не шуметь. Одеться и домой!
Девочки парами идут из зала. |