Не топать, не шаркать ногами, не шуметь. Одеться и домой!
Девочки парами идут из зала. Мопся идет за ними.
БЛЮМА (одна, под портретом). Я все, все… Я буду каждые полчаса под кран ходить. Только не выгоняйте!.. Только не выгоняйте!.. (Плачет тяжело, как взрослый, раздавленный страданием человек.)
ЖЕНЯ (вихрем влетает в зал, бросается к Блюме). Блюма, родная, золотая, не плачь! Мопся — жаба! Она проклятая, Блюмочка! Я тебя больше всех девочек люблю. Ты у меня самая дорогая подруга. Пожалуйста, не плачь!
БЛЮМА. Она меня на всю ночь, да?
ЖЕНЯ. Мы что-нибудь придумаем, Блюма. Нянька придумает. Ты не бойся. А если страшно, ты стихи читай… вслух!
БЛЮМА. Я не про то! Папа мой… Он подумает, что меня извозчик переехал.
ЖЕНЯ. Я к твоему папе Няньку пошлю сказать, чтобы не беспокоился.
БЛЮМА. Пошлешь, Женя? Верно… пошлешь?
ЖЕНЯ. Вот тебе крест! Нянька пойдет. Где ты живешь? Говори скорей.
БЛЮМА. Тут близко, за углом. Немецкая улица, дом Левина. Переплетная мастерская. Не забудешь, нет?
ЖЕНЯ. Будь спокойна: Нянька сделает. И тебя мы здесь так не оставим, не бойся. (Порывисто обнимает Блюму и убегает.)
БЛЮМА (старается взять себя в руки).
Ой, портрет! Смотрит! (В желании уйти от глаз портрета прижимается к стене вплотную под ним.)
Нет, не надо про мертвеца. Я буду что-нибудь веселое… басню…
Тут, наверное, мыши есть… и крысы тоже!
Дверь зала захлопывается; слышно, как поворачивается ключ в замке.
Уже! Заперли! (Срывает с плеч платок, закутывается в него с головой, вся съеживается под портретом, бормочет с отчаянием.)
Последнее впечатление зрителя от этой картины: под огромным портретом царя, странно рельефным в сгустившихся сумерках, маленькая, съежившаяся фигурка бормочет стихи.
Действие второе
Швейцарская. Вешалки пустые. Только на одной из них висит Блюмино пальтишко. Под лестницей каморка швейцара.
ЖЕНЯ (тихо крадется вниз по лестнице, припадая к перилам; спустилась вниз, юркнула к двери каморки швейцара). Нянька! Нянька!
Дверь в каморку открывается. Виден швейцар Грищук. Он и есть «Нянька». Он в очках, подвязанных за ушами веревочкой. Сидит, латает обувь.
НЯНЬКА (увидав Женю). Ероша моя!
ЖЕНЯ. Нянька, надо поскорее одно дело сделать!
НЯНЬКА (любовно приглаживая ее вихры). И кто тебя, Ерошка, ерошит? Кто тебя, лохматка, лохматит? Обедать-то дали? Кушала?
ЖЕНЯ (нетерпеливо). Да, кушала, кушала. Не приставай!
НЯНЬКА. «Не приставай!» Знаю я, как ты кушала. Тут и всегда-то голодом держат, а уж постом — одной капустой кормят, как зайчат.
ЖЕНЯ. Да брось ты, Нянька! Тут, понимаешь, такое… Блюму на всю ночь под портрет посадили!
НЯНЬКА. То-то я смотрю, одна пальтишка висеть осталася. Это какая же Блюма-то, а?
ЖЕНЯ. Да ну, Нянька, ты знаешь Блюму! Еще она всегда со мной ходит!
НЯНЬКА (неодобрительно качая головой). Ну, уж тая Мопся! Как барсук злая! На детей на маленьких щукой кидается!
ЖЕНЯ. Надо, Нянечка, что-нибудь придумать.
НЯНЬКА. Ох, Ерошенька! Допридумаемся мы с тобой! Полетят с нас стружки. Погонят меня отсюдова! А всё ты! Во всякое дело тебе носяку сунуть надо!
ЖЕНЯ. А что же? Оставить Блюму там до утра одну? Она умрет со страху!
НЯНЬКА. Ну, ну, придержи, мельница, крылья. Зачем ей помирать, Блюме твоей? Сделаем! Первый раз, что ли?
ЖЕНЯ (ласкаясь к нему). Нянька… Нянечка! Надо еще одно дело сделать…
НЯНЬКА. У тебя делов… Ох, и верно ж тебя папашечка Дмитрий Петрович называл: ерой ты у нас, Ероша! Хлопот мне с тобой — повыше усов.
ЖЕНЯ. У Блюмы, понимаешь, отец есть и брат тоже. Они не знают, что ее наказали. Они, может, думают, что ее извозчик задавил на улице.
НЯНЬКА. Стой, стой, стой! Приходил он сюда, отец ейный. |