До сих пор сдерживаемое возмущение, неприязнь, ревность к этой женщине — все это поднялось волной гнева и выплеснулось наружу.
— Что вы здесь делаете? — закричала Сюзанна — Я не давала вам разрешения рыться в моих вещах!
Краска залила светлое лицо Мары, но она не поднялась с пола.
— Это надо было сделать давно, — сказала она, пренебрежительно указывая рукой на игрушки, лежавшие в куче на полу, — Все это, по-видимому, не более чем хлам, и я была уверена, что вы захотите избавиться от него с нашей помощью.
— А я не хочу! — резко сказала Сюзанна, — Отец сохранил все в этой комната для меня, и я желаю, чтобы это оставалось на своих местах. Не потрудитесь ли вы удалиться?
Мара даже не шевельнулась. Она все еще держала фотоаппарат с открытой задней крышкой и снова с любопытством заглядывала в маленький черный корпус. Она потрясла его, как будто ожидая, что что-нибудь загремит или вывалится оттуда. Сюзанна, сгорая от нетерпения, наблюдала за ней, пытаясь решить, что делать, если Мара не уступит ей. Но та с тщательно разыгрываемым безразличием положила фотоаппарат обратно в сундук и медленно встала.
— Как угодно, — сказала она и, кивком головы позвав горничную, вышла вместе с нею из комнаты.
Как только они ушли, Сюзанна захлопнула дверь и подбежала к сундуку. Она взяла фотоаппарат и затем в нерешительности оглядела комнату. Было ли здесь что-нибудь еще? Какой-нибудь другой предмет, способный рассказать ей о прошлом подобно фотоаппарату? Казалось, больше ничего не было; она подошла к закрытой двери и тихо постояла, прислушиваясь, не донесется ли из холла какой-либо звук. Казалось, все было тихо.
Она осторожно приоткрыла дверь. Никого не было видно. Дверь в комнату Мары была закрыта. Двигаясь почти по-воровски, Сюзанна поспешно пересекла холл и спустилась по ступеням на лестничную площадку. Внизу, в переднем холле около лестницы, стояла Мара и ждала ее. Румянец сошел с ее щек, и она была очень бледна. Ее глаза сразу же остановились на фотоаппарате.
В первый момент Сюзанне даже показалось, что та попытается отнять фотоаппарат, но благоразумие взяло в ней верх. Она не остановилась и не задержалась. Она дошла до конца лестницы с упрямой решимостью, свойственной ее отцу, и прошла мимо Мары, не сказав ни слова. Мара не попыталась остановить ее, и Сюзанна вошла в кабинет отца, закрыв за собой дверь.
Комната казалась пустой и чужой в отсутствие знакомой фигуры за большим письменным столом. Но именно это ей и было нужно, она должна быть здесь, когда его нет. У нее не было ключа, чтобы запереться от Мары, и оставалось только надеяться, что она не пойдет вслед за ней. Она тихо села на маленькую скамеечку для ног в углу с фотоаппаратом в руках. Даже выбор для сидения этой скамеечки, казалось, был вызван той внутренней силой, которая увлекала ее помимо воли и желания.
То, что отец сказал ей сегодня относительно фотоаппарата, было правдой. Она действительно тогда рассказала ему о том, что уронила его и разбила линзы. Он позвал ее в свой кабинет, чтобы прочесть лекцию о том, как нужно бережно обращаться с вещами. Он приказал ей сесть на эту самую скамеечку, которая как раз соответствовала ее росту. Она вспомнила, как разглядывала рисунок ковра, в то время как он упрекал ее в неаккуратности.
Она была расстроена, но никакого страха не испытывала. Действительно, ей было скорее неловко слушать его, хотя она и переживала. Ей было жалко фотоаппарат, которым так дорожила, и она надеялась, что он починит его или купит новый.
Разговор получился коротким, он и не думал о том, на что она надеялась. «Когда я был мальчиком, — сказал он, — и что-то ломал по неосторожности, то мне говорили, что я должен либо сам починить, либо остаться без этой вещи. Я думаю, что пора уже применить это правило и к тебе, Сюзанна. |