— Но я, Леа, не такой, как ты. Мне хотелось тебя увидеть, чтобы сказать о трех вещах и попросить об одной услуге.

Им подали устриц, затем вино. Любовь отнюдь не лишала Леа аппетита, и она жадно набросилась на устриц. Забыв о еде, Лоран замолчал и растроганно наблюдал за ней.

— Ты был прав. Они очень вкусны. А ты не ешь?

— Я не голоден. Хочешь еще?

— А можно? — с жадностью, вызвавшей улыбку на хмуром лице Лорана, спросила Леа.

— Что же ты хотел мне сообщить?

— Сегодня вечером я уезжаю.

— Сегодня вечером!..

— В полночь. Мне надлежит вернуться в полк, он в Арденнах.

Леа отодвинула блюдо с устрицами. В ее глазах вспыхнуло волнение.

— Ожидается немецкое наступление.

— Войска его остановят.

— Как бы мне хотелось обладать твоей уверенностью!

— Ты говоришь, как Франсуа Тавернье.

— Вероятно, Тавернье лучше, чем кто бы то ни было, информирован о ситуации. К сожалению, штаб генерала Гамелена к нему не прислушивается.

— Меня это не удивляет. Разве можно ему доверять? Что еще хотел ты мне сказать?

Не глядя на нее, Лоран бросил:

— Камилла ждет ребенка.

От этого удара Леа закрыла глаза. Она ухватилась за край стола. В отчаянии от вызванной им боли, Лоран, встревоженный ее бледностью, положил на ее ледяную ладонь судорожно сжатую руку.

— Леа, посмотри на меня.

Никогда ему не забыть этого взгляда раненого зверя. Ее немое страдание было свыше того, что он мог перенести. А одинокая слеза, сбегающая по нежной щеке, исчезнувшая было в уголке рта, но снова возникшая и стекающая вниз по подбородку к шее, оставляющая влажный след!

— Любовь моя, не плачь. Мне хотелось тебе сказать, что и я тебя люблю.

Что он произнес? Что любит ее? Но это значит, что ничего еще не потеряно! Зачем же она плачет? Камилла ждет ребенка. Ну и великолепно. На долгие месяцы это сделает ее страшной, в то время как она… Сейчас не время портить себе лицо слезами. Он любит ее, он только что сам в этом признался. Жизнь чудесна!

Без всякого перехода она вдруг рассмеялась, вытирая глаза салфеткой.

— Если ты меня любишь, остальное неважно. Мне совершенно все равно, ждет Камилла ребенка или нет. Я хочу тебя одного.

С усталой улыбкой посмотрел он на нее, затрудняясь дать ей понять, что, по его убеждению, у их любви нет будущего. А теперь он еще и был сердит на себя за то, что считал предательством по отношению к своей жене.

— Повтори, что ты меня любишь.

— Люблю я тебя или нет, это ничего не меняет в наших отношениях. Камилла — моя жена.

— Меня это не интересует. Единственное, что я знаю: ты меня любишь, а я люблю тебя. Ты женат, ну и что? Неужели это нам помешает заняться любовью?

Какой она была желанной, произнося слова, смысла которых, наверное, не понимала. Но следующая фраза Леа доказала ему, что невинен-то был он.

— Мы могли бы пойти в гостиницу. Их множество на Монпарнасе.

Не веря своим ушам, он покраснел, и прошло какое-то время, прежде чем он смог ответить.

— Об этом не может быть и речи.

Глаза Леа округлились.

— Но почему? Ведь я же сама тебе предлагаю?

— Хочу забыть то, что слышал.

— Сам не знаешь, чего же ты хочешь. Желаешь меня и не осмеливаешься себе в этом признаться. Ты жалок.

Подавленный Лоран с грустью на нее посмотрел.

Перед ними остывала рыба, к которой никто из них не притронулся.

— Мадемуазель, вам не понравилось? Не хотите ли что-то другое?

— Нет, все было очень хорошо.