К счастью, ветеринар я хороший. Я жалею животных и при этом тверда, я осторожна, но не боязлива. К быкам я подхожу с безоглядной беспечностью, с лошадьми, правда, не столь самоуверенна. Даже рядом с крошечным пони я чувствую себя неловкой неумехой. Лошади непредсказуемы, на мой взгляд. Они мгновенно чувствуют мою робость и пользуются этим. Однажды какой-то жеребец-производитель зажал меня в угол своего стойла и так наподдал мордой, что я едва не потеряла сознание. Искры из глаз — это вовсе не идиома, это реальность. А потом, как ни в чем не бывало, он подставил мне шею, прядая навостренными ушами, подрагивая кожей и кося темным, как вода в колодце, блестящим глазом. Я не могла удержаться, чтобы не погладить его ноздри.

Это соединение красоты, непредсказуемости и угрозы всегда было для меня воплощением опасности.

Когда мы приехали на завод, нас встретили два конюха. Они повели нас мимо каких-то строений. Навстречу неслось ржание элитных лошадей. На денниках можно было прочесть их имена: Нежная Ночь, Сорри Энджел, Лунный Свет, Роза Марена.

Вскоре мы добрались до аккуратного, просторного денника, где лежала больная кобыла. Глаза ее слезились, бока раздувались и опадали. Рядом с ней на табурете сидела молодая женщина, которая меня и вызвала. Волосы у нее были растрепаны, одежда измята, руки дрожали. Должно быть, она не спала всю ночь и много плакала: красные глаза были обведены темными кругами, на бледных щеках остались серые разводы.

— Ее зовут Билавд, — только и сказала она.

Я внимательно осмотрела кобылу и не нашла ничего, кроме сильной изношенности организма — она просто была очень стара. Молодая женщина следила за моими движениями не мигая. Я закончила осмотр и опустила глаза. Женщина коснулась моего плеча маленькой грязной рукой, приглашая меня подняться, потом заглянула мне в глаза и спросила:

— Все кончено, да?

Ее фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение. Я кивнула в ответ. Тогда она встала перед дрожащей кобылой на колени, припала головой к ее шее, и светлые волосы смешались с седой гривой лошади. Меж тем я стала готовить шприц и сильную дозу барбитурата. Все это время Джио стоял не двигаясь в углу конюшни и наблюдал за происходящим. Теперь он подошел, взял женщину под локоть, помог ей подняться и увел на улицу.

Эвтаназия — вещь нелегкая. Сколько бы ты это ни делал, все равно никогда не привыкнешь. Ты расписываешься в своей беспомощности, в невозможности помочь и пресекаешь в себе реакцию сострадания. Смерть сосредоточена в твоих пальцах, ты не пускаешь ее выше. Просто надо, чтобы кто-то это сделал. Вот ты и делаешь.

Некоторые ветеринары используют для этого пистолет, в особенности когда речь идет о лошадях. Это жесткое средство, хотя и быстрое. Я предпочитаю средства мягкие. В смертоносный раствор я добавляю снотворные и транквилизаторы, включающие опиум, которые воздействуют на центральную нервную систему и подавляют боль, а еще препараты, содержащие морфий и вызывающие приятные галлюцинации. Смерть — очень важный момент в жизни живого существа… Потом последовали страшные пять минут — ледяное одиночество полубога, вершителя судеб, в руках которого и жизнь и смерть. Мир, в который привел меня д’Оревильи и в котором нет права ни на сомнения, ни на заминку.

Когда ржание, хрипы и биение копыт прекратились, вернулась хозяйка лошади. Она присела на корточки и принялась гладить неожиданно длинное, бездвижное тело. Она ничего мне не сказала и даже не подняла головы, когда я выходила. Я думаю, ей не было тридцати. На пару лет старше своей кобылы. Вместе с Билавд ушли в прошлое ее детство и юность.

Выйдя на улицу, я зажмурилась от солнца. Хозяин завода и Джио ждали моего возвращения. Я не стала останавливаться, только сказала, что счет пришлю по почте. Не могу брать деньги, когда убиваю.