Он не расследует убийства. Но все время на толчке, в душе и даже в кровати он думал о ней. Как она там оказалась? И кто мог подобное удумать – заморозить тело в глыбе льда и бросить в темной подворотне? Ну и щенячий след. Он его тревожил, как зудящий расчес.
Для сна было слишком жарко. Он встал, налил на кухне воды в стакан, вернулся и плеснул на простыню. Открыл пару окон на улицу. Стало громче, но прохладнее. Снова лег.
И тут он вспомнил.
Собачья лапка.
Он сел и поискал штаны.
В центре, в морге, ему из за стойки приветственно помахал ночной дежурный. На Боуэне был белый халат в красных разводах, похожих на кровь, но не кровь. Перед ним в коричневой бумаге лежал недоеденный сэндвич с котлетой и кетчупом. В руках он держал журнал про вестерны. При виде Коутса отложил его на стол, продемонстрировал зубы.
Эй, Коутс, в ночную работаешь? Без формы? До детектива, что ли, дослужился?
И не близко, ответил Коутс, задвигая шляпу на затылок. – Я не на работе. Как чтиво?
Ковбои побеждают. Что, больше заняться нечем, кроме как приходить в такую рань и глазеть на мясо?
Женщина во льду.
Боуэн кивнул.
Да. Чертовщина какая то.
Ее нашел пацан. Потом, позвал меня, сказал Коутс и в общих чертах обрисовал ситуацию.
Как она там оказалась? – сказал Боуэн. – И на черта?
Если б знал, ответил Коутс, был бы детективом. Покажешь тело?
Боуэн выбрался из за стола и Котус последовал за ним. Они прошли через очередные двойные двери и оказались в комнате с большими ящиками в стене. Пахло дезинфектантом. Боуэн остановился у ящика с номером 28 и выдвинул тело.
Нам еще с одним мужиком пришлось выдалбливать ее ледорубами. Можно было бы оставить ее на тротуаре, и она бы сама оттаяла. Да хоть в задней комнате со сливом. Но нет, вызвали нас срочно доставать. Всю руку себе отбил, до сих пор болит.
Не оправдывайся, сказал Коутс. – Рука у тебя болит от совсем другого дела.
Очень смешно, ответил Боуэн и погладил голову под простыней.
Простыня была влажная. Там, где она прижималась к голове, груди, лобку и ногам, были темные пятна.
Боуэн стянул простыню, сказал:
Первый раз такую красоту вижу, и, естественно, она мертва. Везет же мне.
Коутс посмотрел на ее лицо, такое безмятежное.
Покажи дальше, сказал он.
Боуэн стянул простыню ниже коленей. Коутс вгляделся в родимое пятно. Собачья лапка. Когда он увидел ее впервые, она что то напомнила, но тогда он еще не разобрался. А теперь был уверен.
Как будто щенок грязной лапой наступил, заметил Боуэн.
Уже опознали? – спросил Коутс.
Пока нет.
Тогда могу помочь. Ее зовут Мегдалин Джексон, если только она не вышла замуж и не сменила фамилию. Возраст – где то двадцать четыре.
Ты ее знал?
Еще в детстве, более менее, сказал Коутс. – Скорее знал я ее старшую сестру. Родимое пятно, где я его видел, – вспомнил, только когда вернулся домой. У ее сестры было такое же куда меньше, но похожее, повыше. Я не сразу понял, потому что это явно не старшая, Эли. Слишком молодая. Но потом вспомнил про младшую, и что ей теперь должно быть как раз около двадцати четырех. В то время она была всего лишь мелкой соплюшкой, но логично, что она унаследовала такое же пятно, что у Эли.
Говорят, копа ноги кормят, и в этом случае буквально.
Этот лед, спросил Коутс, – уже видел что нибудь похожее?
Не а. Так то мы уже находили в подворотнях пару девочек. Но не в глыбах льда.
Понятно, сказал Коутс. |