7. РОТЕНФЮРЕР ОЙГЕН УН-ГРАЙМ, ПО ПРОЗВИЩУ НИБЕЛУНГ

Ойген не раз уже замечал, что операции проходят так, как они начинаются. Если подготовка оказалась слабенькая, и на первом этапе группу начинают одолевать неудачи, будьте уверены, что они будут преследовать вас до самого конца. Поэтому он порадовался удачной высадке и своевременному прилету геликоптеров на побережье — это говорило, что их экспедиция будет недолгой и удачной. Нет, это не было суеверием. Немецкий солдат суеверий лишен. Он просто радуется, когда все идет по заранее составленному плану.

Шум двигателей оглушал.

Гражданская вонючка в песочном костюме и в пробковом шлеме выглядел сиротливо. Похоже, в компании физически развитых и крепких ребят из СС ему было не по себе. Одно слово — англичанин! Вот так они жались к своим островам, не решаясь напасть на континент, а в результате проиграли войну. Хоть в бюргере ун-Грайму и другим постоянно вдалбливали в голову, что у англосаксов в отличие от славян и арабов родственная кровь, в СС к любому англичанину, пусть у него была куча заслуг перед империей, относились пренебрежительно. А как еще можно было относиться с проигравшим, пусть даже фюрер поднял их из грязи поражения и поставил вровень с немцами и итальянцами?

Англичанин о чем-то негромко разговаривал с Венком, тыкал пальцем в карту района, куда они летели. Лицо у британца было озабоченным, но о чем он разговаривали с оберштурмфюрером, Ойген не понимал. Английскому языку его не учили, в бюргере вообще не учили языкам, априорно предполагалось, что любой разговор должен вестись на языке победителя, поэтому все остальные должны были учиться говорить на великом и могучем немецком языке. Ну, если не свободно говорить, так хотя бы объясняться. Оберштурмфюрер был из имперских немцев, а воспитание в Метрополии предполагает изучение двух и более языков, в том числе и языков покоренных народов. Но и Ойген ун-Грайм неплохо знал русский язык и разговаривал на нем почти без акцента. Постоянное общение с аборигенами в колониях сделали его словарный запас обширным, он даже матерился иногда на русском языке, как и его товарищи по бюргеру.

Оберштурмфюрер Венк закончил разговор и сел, откинувшись головой на подлокотник кресла, десантники располагались прямо на полу. Для увеличения грузоподъемности геликоптера большая часть кресел и внутреннего оборудования машины демонтировали, обеспечив, таким образом, большее свободное пространство. Ребята из команды были спокойны и невозмутимы. Поставлена боевая задача, она должна быть выполнена. К этому их всех готовили, и совсем неважно, что надо сделать: вытащить дедушку Сталина из его читинской норы, ликвидировать лидера боливийского сопротивления, выращивающего коку в джунглях, или притащить из леса чернокожего колдуна, пусть он и обладает какими-то тайнами и секретами. Да и сам Ойген не чувствовал какого-либо волнения. Их учили, их хорошо учили, а теперь настала пора показать свое мастерство.

Летчики машины были из местной группировки, они загорели до черноты. Они тоже были спокойны. Для них доставка десанта, пусть даже элитного подразделения СС, была обычной работой. Доставить, высадить для выполнения поставленных задач, а в назначенное время и в назначенном месте забрать десант обратно. Их даже не особенно интересовало, кто из летящих в салоне парней вернется обратно. Не то, чтобы они были лишены жалости и сочувствия, нет. Просто выполнение боевой задачи несовместимо с жалостью и сочувствием. Так говорит начальство, а оно знает, что нужно для победы, лучше всех остальных.

— Как самочувствие, Ойген? — крикнул ун-Грайму на ухо сидящий рядом оберштурмфюрер. — Ты слишком задумчив, парень. Выкинь все из головы, мы определимся на месте.

— Яволь, — коротко сказал Ойген. — Я тоже так думаю.