— Яволь, — коротко сказал Ойген. — Я тоже так думаю. Просто не понимаю, зачем нам эта гражданская крыса, да еще из иностранцев?

— Так решило тыловое начальство, — мрачно сказал Венк. — Кому-то пришло в голову, что мы нуждаемся в проводниках и специалистах по неграм, а дальше все зависело от расторопности и сообразительности чиновника, готовившего проект приказа.

— Не думаю, что задание будет особенно трудным, — скати Ойген. — Перестрелять сотню дикарей и захватить одного из них — с этим вполне могла справиться колониальная часть.

— Приказы не обсуждаются, солдат, — напомнил Венк. — Мне лично этот приказ по душе. Лучше загорать на солнце и охотиться на дикарей, чем сидеть среди снегов и пытаться найти общий язык с пингвинами. Ничего хорошего я от этого назначения не ждал, для меня это нечто вроде почетной ссылки. Не надо ругаться с начальниками, солдат, они мелочны и мстительны.

— И все-таки, — сказал Ойген. — Хотел бы я знать, как отличить одного голожопого дикаря от другого голожопого дикаря. По мне все негры на одну морду. Последний раз я их видел в Берлинском зоопарке. Они похожи друг на друга — черные, вонючие и неопрятные. Не зря в газетах пишут, что они являются тупиковой ветвью развития. Природа решила на них отдохнуть.

— Ты читал Адольфа? — спросил Венк. — Мудрый был старик. Он как-то заметил, что негры являются говорящим подвидом обезьян. Я где-то читал, что у некоторых здешних племен был дикий обычай: своих самок, достигших половой зрелости, они сначала сажали на деревянный кол и таким образом лишали их девственности, а уж потом пользовали всем племенем. И только после этого выдавали ее замуж. О какой цивилизованности в этом случае можно говорить? Бойся попасть им в плен, камрад, они из тебя живого будут варить зуппе. Ты только представь: сидишь в медленно закипающей воде, а вокруг тебя плавает морковка, разные корешки, и ты понимаешь, что вам предстоит вариться вместе. Уж лучше пустить себе пулю в голову. От зуппе тебя это, конечно, не спасет, но, по крайней мере, ты все-таки не увидишь этого безобразия.

Разговаривать было трудно, приходилось постоянно перекрикивать рев моторов, и они замолчали. В раскрытые двери кабины бил горячий душный ветер, который сушил кожу, и Ойген подумал, что в такой жаре и в самом деле могут жить лишь дикари. Культурному человеку нужен более умеренный климат.

Он ничего не знал о местности, куда они летели. Но по этому поводу Ойген не особенно волновался — есть люди, которым по роду службы положено знать больше, они-то и планируют боевую операцию. Ротенфюреру не было дела до того, какие народы обитают по берегам гигантского озера, как их называют и чем они живут. Все они были дикарями, тупиковой ветвью развития. А следовательно, не заслуживали большого внимания к себе. Как сказал оберштурмфюрер Венк, это были поганые людоеды, которые легко могли сварить суп из белого человека, попавшегося в их черные руки. Любая жесткость, проявленная по отношению к аборигенам, была оправданной. Белый человек должен быть решителен и жесток, если не хочет, чтобы дикари ели суп, приготовленный из его тушки.

Стрелять или не стрелять — такого вопроса перед ротенфюрером не стояло.

8. ЮЖНАЯ ОКРЕСТНОСТЬ ОЗЕРА ВИКТОРИЯ

Лес был похож на пузырящуюся зеленую пену, заполнившую все промежутки между скалами и невысокими горами с каменистыми осыпями, искристо вспыхивающими на солнце. Лес жил своей странной жизнью, в зарослях что-то шуршало, кто-то обиженно повизгивал, хрипел, кашлял и каркал на разные голоса, пронзительно кричали мартышки, завидевшие людей. Геликоптеры по очереди приземлялись на ровный пятачок травы рядом со скалами, люди торопливо освобождали машину от багажа, давая время и место для разгрузки товарищам.