Кракен со свистком в зубах угнездился в верхних ветвях особенно высокой ольхи в пятидесяти метрах отсюда. Ему было поручено нести вахту, и особенно зорко Кракен высматривал, не мелькнет ли где мятый цилиндр Динера.

Киблы были надежно и довольно уютно устроены в фургоне; ни у Джека, ни у Дороти не хватило бы сейчас сил слоняться в толпе. Тем не менее Дороти, к счастью, довольно быстро приходила в себя: поспешное бегство с Уордор-стрит отчасти развеяло воздействие сонных снадобий. Уильям Кибл украдкой оглядывался кругом, правая рука — на пистолете за отворотом пальто: он ничуть не сомневался, что Дрейк попытается отомстить ему за драку в коридоре. У его ног, обернутый платком, лежал пресловутый «марсельский мизинчик».

Когда фургон, грохоча, тащился вверх по холму от Хампстеда, за очередным поворотом они наткнулись на новое скопление вымотанных дорогой зевак. Среди них, в низко опущенной на глаза широкополой шляпе, сутулясь, медленно шел Уиллис Пьюл. Он поднял взгляд, как будто решив присоединиться к основной части толпы и осыпать проклятиями спешивший мимо фургон, но вместо глаз у него с тем же успехом могли быть и пуговицы. Если Кибл способен различить в человеке безумие, то он увидел его в Пьюле — ясно как на ладони. Бледное лицо подручного Нарбондо имело мертвенно-зеленый оттенок; голова его напоминала кусок измятого, изрытого несозревшего сыра, доставленного прямиком с Луны.

Скользнув ненавидящим взглядом по проезжавшему мимо фургону — задние колеса, вращаясь, забрызгали грязью его брюки, — Пьюл сообразил вдруг, кто там едет; рот его спазматически задергался, а внезапно ожившие глаза закатились под самую тулью шляпы. Он рванулся вперед, кажется, решив ухватиться за колесо и остановить экипаж, но тут толпа наконец поредела, дорога была чиста на четверть мили впереди, и лошади побежали быстрее. Колесо отбросило Пьюла — тот рухнул на спину и, не в силах подняться, уподобился застрявшему в тине таракану, шипя невоспроизводимые ругательства.

Эпизод озадачил Кибла. «Что такого, — думал он, — приключилось с Пьюлом, что подвигло его на подобный безрассудный шаг, и отчего вид фургона так разъярил его?» Очевидно, в мире оставалось немало такого, чего Кибл не понимал — и даже не собирался пытаться.

Парсонс ходил взад и вперед по траве: десять шагов туда, десять обратно. Время от времени он замирал на середине дистанции, чтобы вставить в рассуждения коллег свои ценные замечания касательно господствующих ветров, а также способности теплого воздуха долин создать опасное восходящее течение и отнести дирижабль к Чингфорду, Саутгейту или того дальше. В конце концов, ветры бывают коварны. Как и зубы в человеческом рту, по сути дела. Но тому, кто разбирается в их особенностях и привычках, они откроют монументальные знания, позволят прочитать и расшифровать себя — подобно тому, как внутренние ветры человеческого организма способны многое поведать об особенностях пищеварительного тракта. «Если б только Бердлип, — сокрушался Парсонс, — был ученым иного типа, чего бы только он не познал, дрейфуя в небесных потоках без малого пятнадцать лет!» Увы, они могли уповать лишь на малое, а ожидать даже меньше того. «Надейтесь на худшее, — настаивал Парсонс, — и тогда вряд ли окажетесь разочарованы». Так он и вышагивал взад и вперед, время от времени извлекая из кармана часы и потом возвращая их обратно в жилетный карман, а дюжина седобородых академиков следила за ним глазами.

Несметное число медных телескопов буравило пустые — не считая, понятное дело, звездных скоплений и поднявшегося полумесяца — небеса.