Очки Парсонса по собственной воле съехали к кончику его носа, и знаток пищеварительных трактов поспешил перебить изобретателя:

— Говорят и о том, дорогой мой, что судно доктора Бердлипа имеет на борту некий талисман или, возможно, прибор, который верующие почитают святыней: как они считают, это сам Бог, обитающий в ящике довольно занятной конструкции… Само собой, Скотланд-Ярд внедрил своих агентов в их организацию. Эти люди опасны, и они держат на заметке дирижабль Бердлипа. Так до конца и не ясно, намерены они разрушить его или сделать храмом, но, заверяю вас, наша Академия не намерена позволить им ни того ни другого.

По улице, с трудом проталкиваясь из Кенсингтон-Гарденс через Ланкастер-гейт, шаркала гигантская толпа, что-то выкрикивавшая в унисон (осанну, решил Сент-Ив) и запрудившая все пространство вокруг клуба «Бейсуотер», полностью перекрыв движение. Не оставалось никакого сомнения: во главе толпы, направляясь в сторону Сассекс-Гарденс, шагал только что упомянутый, закутанный в рясу дряхлый проповедник — заклятый антагонист Королевской академии.

Парсонс тоже узнал его и ударил кулаком по столу, словно внезапное появление предводителя фанатиков служило наглядным доказательством его слов.

— Вот это я и имею в виду, — зашептал он, указывая на улицу, — у нас не остается времени, и превратные толкования дружеских уз, или как вы там это именуете, не должны стопорить жизненно важное научное исследование. Вы ведь и сами ученый! Метательный снаряд, который вы обрушили на амбар лорда Келвина, служит отличным примером полета аппарата тяжелее воздуха. Допустим, цель этого запуска осталась не до конца понятна Академии, но, уверяю, если только вы уговорите игрушечника с Джермин-стрит сотрудничать с нами… Вот именно, — добавил он, поднятой ладонью призывая Сент-Ива к молчанию, — говорю же, мы уверены, что сам Бердлип такой двигатель построить не смог бы. Если вам удастся склонить этого Кибла к сообщению с нами, полагаю, вы найдете нас склонными расценивать недавнее недоразумение в духе научного интереса. На кону репутации, вы же понимаете, и многое помимо них. Помешанные на религии безумцы разглагольствуют на улицах; по городу ходят слухи о кровавых жертвоприношениях в грязных тавернах Лаймхауса, набитых преступниками всех мастей. Пустые россказни о псевдонаучных ужасах, об алхимии и вивисекции с каждым днем звучат все громче. И среди всего этого плывет — словно долгожданное знамение, словно некий предвестник конца времен — дирижабль доктора Бердлипа…

Повисшее над столом молчание продлилось недолго: Парсонс еще не закончил.

— Несколько недель назад двое смельчаков на воздушном шаре проследили его курс над Сандвичевыми островами. Вне сомнения, аэростат теряет высоту темпами, которые вскоре положат конец его странствиям. Наши математики вычислили место его будущей посадки — в пределах границ Лондона. Но что произойдет? Падение на пригороды, гигантские разрушения, воспламенение газа и полный крах всех попыток обрести понимание движущей им силы? Или дирижабль упадет в Атлантику, где шторма превратят его в оседающие на дно обломки?

Парсонс поморщился, поблескивая очками, предоставляя Сент-Иву самому вообразить грозящие миру беды и разрушения, которыми ознаменуется возвращение дирижабля Бердлипа, если только игрушечник не устремится к академикам, чтобы разделить с ними свои познания о принципах устройства означенного аэростата. Слава науки, заявил Парсонс, зиждется на ее холодной рациональности, в отсутствие лишенного логики жара, в этот самый миг толкающего чернь на улицу ради выплеска неизъяснимых страстей. Отчего же Сент-Ив медлит? Игрушечник непременно прислушается к его мнению. В чем смысл его колебаний, если не в тех же чуждых логике абстракциях, что воспламеняют толпы на улице? В столь непростые времена следует доверять только разуму, научной философии, практическим соображениям.