|
Они презрительно сверкали на меня яркими праздничными расцветками блестящих эмалей. А запах! Это был запах кухни, но не той кухни моих знакомых, где не поймешь, то ли лук перебивает запах рыбы, то ли наоборот. Здесь сливались два аромата - кофе и лимона. Направо находилась опочивальня хозяина. Я думал, что эти самые балдахины над кроватью уже отменили, ан нет. В алькове стояла этаким фрегатом на возвышении огромная двуспальная кровать, ныне, увы, потерявшая своего капитана. А в конце прихожей, между спальней и кухней, расположилось пресловутое трюмо, очевидно, последняя мебель, которой воспользовался хозяин, и то не по назначению. Как и кровать, оно было выполнено в стиле барокко, являясь несокрушимым монументом памяти изготовившего его краснодеревщика, издалека протянувшего руку к жизни простого советского трудящегося.
Что же получается? Если счесть рассказ Иконникова истиной, а у меня нет основания ему не верить, то тело партайгеноссе лежало параллельно прихожей и перпендикулярно входу в санузлы. Значит, старик явно не помышлял туда заходить. Входные двери оставались приоткрытыми. Наконец они распахнулись, впустив Бориса и классически похмельную физиономию здешнего домашнего слесаря, при знакомстве назвавшего себя Эдуардом - "можно просто Эдик", разрешил он. Бугаю было лет тридцать или около того. В руках он бережно сжимал выправленную задвижку, словно чек на получение похмелки. - Счас я ее, Андреич, в момент прихреначу. - Не надо, - прервал я благие намерения столярно-слесарного бога. - Я сам. И, выдрав из трясущихся рук щеколду, осторожно вставил шурупы в старые отверстия и кое-как закрепил ее под презрительную усмешку спеца. - Андреич, он лажу гонит, - авторитетно сообщил слесарь. - Ее раз пни - вылетит на хрен. - Эдинька, иди займись с хозяином утренней поправкой организма, потом ты мне понадобишься. Когда он радостно удалился, подталкивая Бориса на кухню, я открыл его сантехнический портфель и нашел то, что нужно, - моток крепких ниток. Привязав конец к кольцу задвижки, я вышел на площадку, захлопнул дверь и осторожно потянул за нитку. Задвижка с той стороны мягко вошла в запорную планку, а я оказался перед закрытой дверью. Тренькнул тихонько звонок, открылась дверь, и возбужденный Борис схватил меня за плечо. - Вот видите, можно закрыть снаружи? Я так и думал. - Можно, - согласился я, - только как отцепить и вытащить нитку потом, при закрытой двери? Ладно, у тебя альпинистов знакомых нет? - Вроде нет, геологи есть. Константин Иванович, чтобы завязать такой узел, не обязательно быть альпинистом. - Он тут же довольно сноровисто завязал его и, отдернув ленивый конец, мигом развязал. - Вы думаете, узел был именно такой? - Ничего я не думаю, - недовольно проворчал я, - единственное, что могу сказать: задвижку таким образом закрыть можно. Где старые замки? - У Эдика. Эдуард, иди сюда. Послышалось недовольное ворчание котяры, у которого отбирают мясо. - Чего? Ей-богу, сантехник-стервец закусывал балыком! Я пальцем поманил его. - Эдик, тебе не обязательно жрать севрюгу, все равно ведь не ощущаешь вкуса. Где старые замки? - Да они сломанные, я их выбросил. Хлам-то собирать. Ригели погнутые. Дрянь ржавая. По тому, как живописно Эдик говорил, я понял: темнит. Я потрепал его за ухо до треска, а когда он притворно запищал, ласково спросил: - Эдинька, где замки, которые ты снял с дверей квартиры дяди Бори? Стоя в позе наказанной цирковой болонки, он наконец правдиво, по-пионерски, ответил: - В соседнем доме, в третьей квартире один, а второй у мента. Да их же милиция смотрела, сказали, что отмычки не применялись. - Двоечник ты, Эдя, а еще балык жрешь. Какие замки были? - спросил я, отпуская его разбухшее ухо. - Да такие же точно, как эти. Я специально выбирал, чтоб лишний раз дверь не долбить. |
