— Я собиралась расспросить тебя о членах нашей семьи. Прежде всего о дедушке Симусе. Я думала, священникам нельзя жениться. Был какой-нибудь громкий скандал?
— Нет! — заверил я. — Никаких скандалов. Дедушка Симус стал священником поздно, после того как лишился бабушки Эйлин. Уже имея семью. Поняла?
— Ты уверен, что это разрешается? — недоверчиво спросила она.
— Уверен, — ответил я и ушел, пока она больше ничего не придумала. «Черт побери», как говорят старые ирландцы. Только этого мне и не хватало — еще одной репортерши, пытающейся в меня вцепиться.
Глава двадцать шестая
Я нашел Мэри Кэтрин на кухне, выключающей убегающий суп. И замер, увидев кое-что на столе позади нее.
Люди удивляются, почему ньюйоркцы не уезжают из-за чрезмерного уровня преступности и налогов. Так вот, одна из основных причин лежала на моем кухонном столе. Настоящие бублики. Мэри Кэтрин вышла из дому и купила дюжину. Судя по запотевшему изнутри пластиковому пакету, они были еще горячими. Рядом стоял картонный поднос с двумя большими чашками кофе.
Я недоверчиво прищурился. Мысль о завтраке я оставил через пять минут после пробуждения. Я дошел до такого отчаяния, что все это могло оказаться миражом.
— Подкрепление? — спросил я.
— И провиант.
Мэри Кэтрин протянула мне кофе и мужественно улыбнулась. Но впившись зубами в пропитанные маслом зернышки мака, я заметил под ее глазами мешки. Выглядела она такой же изможденной, как я.
«Почему она до сих пор здесь?» — подумал я в тысячный раз после ее появления. Я знал, что несколько моих более богатых соседей, видя в высшей степени профессиональную работу с толпой моих детей, пытались сманить ее большими деньгами. Быть няней на Манхэттене — дело доходное. Разные льготы, собственная машина и летние отпуска в Европе няням зачастую доступны. И у большинства миллионеров ребенок только один. Если бы Мэри Кэтрин ушла на более выгодное место, я бы нисколько не винил ее. Учитывая скудное жалованье, которое я платил, она явно перерабатывала, тратя время на одиннадцать жалких бедолаг.
Может, она чувствовала себя обязанной? Я знал, что Мэри Кэтрин пришла сюда по просьбе родных Мейв, когда она умирала. Но Мейв уже нет в живых. Сколько лет было Мэри Кэтрин? Двадцать шесть, двадцать семь? И всю оставшуюся жизнь ей предстояло тянуть этот воз?
Я пытался высказать ей свою озабоченность, когда ходячие раненые нахлынули в кухню и окружили ее, бурно проявляя свою любовь. Мои больные дети не были глупыми — они ценили ее, потому что она знала свое дело. Когда Шона слезла с моей спины и вцепилась в ногу Мэри как клещ, я ничуть не обиделся.
А когда она смеялась и шутила с детьми, я заметил нечто озадачивающее. Хотя Мэри Кэтрин выглядела усталой, на ее щеках появился новый румянец, а в голубых глазах новая твердость. Я застыл, слегка потрясенный. Казалось, она делала именно то, что хотела.
Я снова почувствовал приятное удивление. Как можно быть такой замечательной?
Краткий миг радости окончился, когда мой дед Симус ворвался в квартиру.
— Я только что узнал от церковного сторожа! — закричал он. — Вор опять залез в кружку для бедных! Неужели не существует ничего святого?
— Совершенно ничего, — заверил я. — А теперь, монсеньор, съешьте бублик, возьмите швабру и отдрайте палубу в детской ванной.
Глава двадцать седьмая
С прибытием подкрепления я получил возможность принять душ и побриться. Выходя, я взял еще один бублик и едва не сбил с ног свою соседку, Камиллу Андерхилл, ждавшую лифта в общем фойе.
Наша большая, даже роскошная квартира была завещана моей покойной жене Мейв — она была сиделкой у предыдущего владельца-миллионера. |