— И, конечно же, более низкого, по сравнению с вашим…

— Так уж получилось, вы — не восток и не запад, а специфический стык, беспросветная ассимиляция, беспорядочный симбиоз — ваши генетические комбинации просто невероятны… Именно поэтому вы не чувствуете меры, вас бросает из одной крайности в другую, ваши рефлексии непонятны вам самим… Вам бывает трудно взять себя в руки, проконтролировать ситуацию, организовавшись в соответствии с обстоятельствами. А для нормальной цивилизованной жизни ровное настроение гораздо важнее, чем все эти страсти-мордасти.

Теперь стало — безликое «вы», а раньше было — поэтическая «русская душа», причем утверждалось, что именно она, и только она, с ее глубиной и неразгаданностью, чувствительностью и непредсказуемостью способна понять и увлечь его, а наличие такого количества талантов в России объяснялось «полизаквасностью генофонда» — это был его собственный термин.

Он изменился в чем-то главном, и это проявлялось во всех мелочах… Вот и сегодняшняя утренняя сцена была абсолютно высосана из пальца — из его пальца… Она ждала от него комплимента, продемонстрировав свой новый костюм. Раньше поощрявший ее желание хорошо одеваться, иметь собственный стиль, отличающийся от других, тут он вдруг завелся с самого утра — начал раздражаться даже по поводу ее очередного приобретения, очень удачного, с пятидесятипроцентной скидкой… Как всегда, и в этой склоке пытался излагать не конкретно, а в небрежно-обобщающей обличительной тональности:

— Конечно, одеваться изысканно и правильно — сродни таланту, искусству, это дано не каждому, ты уж извини… По-моему, это — единственное, в чем ты действительно глубоко разбираешься, но в этом нет твоих особых заслуг — Франция в этом смысле уникальна, потому что столетиями создавала и диктовала моду. Вот именно, у французов изящество в крови, впитывается с молоком матери. У вас же моду всегда или заимствовали и насаждали при огромном сопротивлении, или, напротив, изгоняли и запрещали, поэтому для вас она не нечто органичное и естественное, а особый, болезненный предмет, в восприятии которого, как и во всем прочем, не существует золотой середины, одни лишь контрасты.

— Что же такого болезненного и не-к-месту-контрастного ты заметил в моем костюме?

— Все очень просто — для работы в офисе средней руки это слишком шикарно. Вообще, ваших всегда сразу можно узнать за границей, как бы они ни выряжались — и мужчин, и женщин. Вы или ходите в безобразном сером и несвежем тряпье — про ваши дубленки, меховые шапки и кусочные бесформенные шубы даже и упоминать не хочется — какое-то полное надругательство над вкусом…

— При чем здесь это? Хотя и это можно объяснить. Ты же сам прекрасно знаешь, какие зимы в России и какие ограниченные возможности у большинства людей. Да для многих и такие шубы — недосягаемая мечта всей жизни…

— Хорошо, оставим тех несчастных в покое — дорвавшись, вы не просто одеваетесь, носите, но выпендрежно-самодовольно демонстрируете вещи и свои возможности, соревнуясь, кто кого переплюнет в выборе ярлыка, фирмы и стоимости, покупая всегда все самое броское, с перехлестом, порой не сочетающееся друг с другом… Надо ли говорить, что вы и понятия не имеете о том, что такое одежда к конкретному случаю.

— По-моему, и это объяснимо — следствие долговременной бедности, вечного дефицита, откуда у многих и неразвитость вкуса, неопытность.

— Но научитесь хотя бы, живя здесь, одеваться так, как того требуют обстоятельства, без перегибов и вычурности, с чувством меры — это и есть основа хорошего вкуса.

Шли утренние новости, и, рассеянно следя за ними, они продолжали переругиваться, одновременно завершая ритуал привычных утренних сборов.