– Полная чушь! – воскликнул Клоков. – Я ничего такого не передавал.

И тут же спохватился. Но было поздно.

– Значит, это была инициатива Лапичева, когда он решил уже во всех смыслах «кинуть» вас. Впрочем, какая теперь разница… – Мы тоже перехватили эту шифровку, – сказал Голубков. – Она приобщена к делу.

– Но я вообще не знаю этих людей. И вижу их в первый раз, – сказал Клоков.Нет никаких доказательств, что наши пути с ними когда‑нибудь пересекались.

Пастух поднял руку:

– Это ложь. И я могу это доказать.

– Интересно как? – спросил Клоков.

– Пройдите, пожалуйста, вниз, – сказал Герману Григорьевичу сотрудник Генеральной прокуратуры.

И те, кто был наверху, оказались на первом этаже, в гостиной перед камином, где были Нифонтов, Щербаков и пятеро друзей.

Клоков с интересом по очереди оглядел Муху, Боцмана, Артиста, Дока и Пастуха. Смотрел так, как будто видел их в первый раз.

– Внимание! – сказал сотрудник прокуратуры. – Проводится следственный эксперимент. Итак, Герман Григорьевич Клоков, вы утверждаете, что эти люди никогда не были здесь?

– Разумеется, никогда, – сказал Клоков.

– Думаю, где‑то в этом доме, – сказал Пастух, – нужно только хорошо поискать, спрятан саксофон «Salmer», фирменный номер ноль триста сорок семь.

– А также, – добавил Перегудов, – модель подводной лодки «С‑145», голубая, с золотым перископом. Ее здесь сейчас нет, но, думаю, ее тоже можно найти.

– Чепуха! – возмутился Клоков. – Это не доказательство! Заурядный сговор!

– А вот это – сговор? – сказал Пастух и разжал ладонь.

Там лежал маленький, не больше пяти сантиметров длиной, кусочек дерева с четким рисунком извилистых волокон.

– Что за бред? – усмехнулся Клоков. Оператор следственной группы с видеокамерой крупно взял в кадр этот кусочек на мозолистой ладони бывшего капитана спецназа Сергея Пастухова. А он сказал в микрофон:

– Надо пройти вон в ту дверь и спуститься по желтой деревянной лестнице в сауну.

– Пройдемте, – сказал один из следователей прокуратуры.

Все спустились в сауну и через плотно пригнанную дверь вошли в уютную русскую баньку. Сергей еще раз показал в камеру этот кусочек древесины и приложил к тому месту, откуда его с трудом отодрал тогда Трубач. Оператор снимал все крупным планом.

Отщепленный фрагмент точно встал в небольшую выбоину, извивы древесных волокон совпали и слились.

Клоков молчал…

* * *

Уже стемнело, когда все вышли из этого огромного каменного особняка, окруженного высоким зеленым забором. Черные сосны шумели в вышине и звезды горели над головой.

К друзьям подошел Михаил, пожал всем пятерым руки.

Только теперь они почувствовали вдруг, как устали. Все было таким, как в ту ночь, когда их привезли сюда, и все было уже другим, и ничего изменить уже было нельзя. В душе каждого будто неслышно и печально звучал саксофон Трубача.

Подошли Нифонтов и Голубков. Постояли молча. Док и Голубков закурили.

– Разрешите обратиться, товарищ генерал‑лейтенант! – сказал Пастух.