– Слушаю.

– Его будут судить?

– Не знаю, – сказал Нифонтов. – Это уже не наш вопрос. Мы свою задачу выполнили. А что будет с ним – посмотрим. Хотя у меня есть на этот счет кое‑какие предложения. Я их сейчас высказал Президенту.

– Отдыхайте, парни, – сказал Голубков. – Заслужили. Все расчеты – завтра. По шестьдесят тысяч каждому.

– Наша ставка – полсотни, – сказал Пастух.

– А Томилино? – усмехнулся Голубков. – Под платформой Томилино мы отрыли небольшой клад.

– А‑а, – сказал Пастух. – Понятно… – Товарищ полковник, разрешите обратиться, – сделал шаг к Щербакову Артист.Мне вроде бы все ясно. Как говорится – что, где, когда… Только один вопрос остался открытым: кто тогда пустил ночью красную ракету на шоссе?

– А что? – улыбнулся Щербаков. – Не понравился цвет? У меня не было других.

Прощайте, ребята! Завтра вечером улетаю.

У забора под тентом они нашли свой черный «ниссан‑патрол» – старый верный обшарпанный «джип» Пастуха. Никаких повреждений ему не нанесли, только номеров не было.

– Здорово, бродяга! – хлопнул по капоту Сергей, – Все‑таки встретились!

Один из сотрудников следственной группы вынес во двор саксофон в черном чехле.

– Вы не его имели в виду? Кажется, ваш?

– Это… нашего друга. Но ведь вы его, наверное, приобщите? – сказал Пастух.Как вещдок?

– А, – махнул рукой тот. – Забирайте! Этих вешдоков тут – пять лет не разгрестись. Забирайте – и с концами. Только спасибо скажем. Меньше бумаг марать.

Док расстегнул застежки чехла и открыл футляр. Саксофон мирно покоился на своем бархатном ложе, а они стояли и молча смотрели на него.

Эпилог Прогулочный теплоход «Москва‑17» приблизился к пристани на Берсеневской набережной, матрос отдал швартовый конец, и мальчишка на пристани ловко накинул его на мокрый кнехт.

Выбросили трап, и они взбежали по нему один за другим на борт белого теплоходика. На верхней палубе нашлись для них места, они вежливо попросили кое‑кого пересесть, чтобы быть вместе.

Им не перечили – слишком строги, тверды и серьезны были их глаза. Они могли бы показаться обычной компанией обычных теперь в городе праздных гуляк, но ощущалось в них нечто такое, что выделяло их из всех других.

Они расселись. Взревел дизель, и корма белой речной посудины окуталась едким голубым дымом.

– Давай читай, – сказал Пастух.

И Артист извлек из кармана «Независимую газету».

Семен прокашлялся, очень серьезно оглядел всех и хорошо поставленным голосом прочел заголовок:

– "Кремлевский пасьянс не для наших глаз. – Артист еще раз обвел друзей взглядом и продолжил:

– Неожиданное смещение с поста вице‑премьера и отставка Германа Клокова вызвала толки и замешательство среди политиков, журналистов и сотрудников аналитических центров. Еще позавчера считавшийся всеми одним из самых влиятельных и неуязвимых членов правительства, он, как принято теперь у нас, без объяснения причин, оказался низвергнутым с верхнего яруса правящей иерархии. Как было объявлено представителям СМИ, эта отставка связана с изменением направленности интересов самого г‑на Клокова. К сожалению, нам не удалось встретиться с ним для прояснения реального положения дел. По всей видимости, это событие необходимо рассматривать в общем контексте перераспределения постов, обязанностей и портфелей в связи с известными изменениями в стратегической линии проведения экономических и политических реформ.