Готовила Серегина мать отменно. Конечно, не как Арина Степановна— зато умела сварганить вкуснотищу буквально из ничего.
— Сережа, не стой, дай человеку пройти. Мойте руки оба — и за стол!
Если бы я не знал — ни за что бы не подумал, что они вообще родственники. Двухметровый молодой мужик со здоровенными плечами кочегара — и крохотная сухонькая Марья Филипповна, достававшая сыну макушкой немногим выше локтя. Впрочем, несмотря на такую разницу, Серега всегда слушался мать — и, похоже, даже немножко побаивался.
Вот и сейчас: не стал спорить — только тоскливо вздохнул и сдвинулся в сторону, освобождая мне путь в прихожую. Потом развернулся и зашагал по коридору в сторону кухни. Я по-быстрому скинул ботинки, повесил на крючок безразмерную куртку с чужого плеча и даже успел проводить взглядом коротко стриженый затылок.
Какие-то мысли Серегу определенно тревожили, и еще как — но прочитать их, конечно же, не получилось. То ли пока еще не хватало силы Дара, то ли способностей. Я почувствовал только недовольство и напряженность.
Из-за меня. Или?..
— Садись, Павлуша. — Марья Филипповна отодвинула стул. — Вид у тебя, конечно… Ты куда пропадал?
— Да так… — отозвался я, вытирая руки видавшим виды вафельным полотенцем. — Где пропадал — там нынче и насовсем пропасть можно.
Намек был понятнее некуда — и Марья Филипповна только молча вздохнула в ответ. Она не слишком-то разделяла Серегины взгляды, а некоторых его товарищей и вовсе не пускала даже на порог — но ко мне почему-то прониклась симпатией. Видимо, потому что я никогда не болтал лишнего, а больше слушал.
— Повязали, что ли? — мрачно поинтересовался Серега. — А как так то?
— А как всех вяжут? — Я пожал плечами. — Шел себе, никого не трогал. И тут “синие”. Добрый день, любезный — пройдемте.
Марья Филипповна неодобрительно покачала головой и ушла куда-то в коридор. Видимо, уже поняла, что без непростых разговоров не обойтись, а слушать их — не хотелось. Подобные истории на окраине вокруг Путиловского были не редкостью: даже Багратион вряд ли стал бы отрицать, что городовые и измученные вечной беготней жандармы порой хватали кого попало — без особых причин.
— И как… там? — Серега отломил кусок хлеба. — Долго держали?
— Недели полторы. Повезло, даже не лупили особо… Кормили раза два в день. Даже уголовников к нам не сажали, только… — Я огляделся по сторонам и прошептал: — ну… политических. Тех, кого за агитацию взяли, за погромы…
— Наших не видел никого? — так же тихо спросил Серега. — Мишку, Саню Петрова?..
— Не. — Я помотал головой. — Ну, то есть, пару человек в лицо вроде помню, но там из старших мужики. Двоих на каторгу упекли точно.
— Сволочи. — Серега дернулся на стуле. — Ничего, аукнется еще… аукнется. Тут такое скоро начнется, что мало никому не покажется.
Ни в чем не повинная мебель натужно скрипнула под тяжелым телом кочегара. Тревога, которую я ощущал чуть ли не физически, никуда не делась — но теперь уж точно была направлена куда-то… не сюда. Сам доверчивый, врать Серега не умел никогда — но даже молчать о чем-то важном ему было, похоже, непросто.
— А выпустили как? — поинтересовался он. — Или удрал?
— Нет. Тут такая история вышла — смешно даже. — Я отложил ложку в сторону. — Прислали хмыря какого-то в штатском. Навроде следователя, что ли… То ли из охранки, то ли еще откуда — не знаю. |