Казалось, что вся бурная энергия разом покинула Брэдфорда. Сидя здесь под прицелом множества глаз, он не мог скрыть того, как глубоко поразили его ее слова. Похоже, он наконец-то начал отдавать себе отчет в происходящем. Зал суда, набитый до отказа публикой, пристав в мундире с ружьем и жюри из двенадцати присяжных, которое должно было вынести приговор младшему из его детей.

– Сын, – прошептал он. – Мой сын.

– Да, мистер Хоторн, он ваш сын.

Он поднял на нее глаза. Вид у него был такой растерянный, что Элис стало почти жаль его, почти.

– Как может отец оставаться в стороне, позволив обвинению, не говоря уже об этих проклятых газетчиках, как вы сами их называете, рвать на части вашу собственную плоть и кровь?

Элис едва могла дышать из страха перед возможным ответом. Никогда не задавай вопроса, ответ на который тебе неизвестен – правило номер один для любого адвоката. Однако нечто другое, менее прагматичное и более важное для нее, подталкивало ее к действию – любовь к Лукасу.

– Вы спрашиваете меня, как я могу оставаться в стороне? – чуть слышно произнес Брэдфорд. – Лучше бы вы поинтересовались, мисс Кендалл, почему мой сын выбрал в жизни именно этот путь, а не какой-нибудь другой.

– Не надо, отец.

Голос Лукаса неожиданно нарушил тишину в зале. Двое мужчин в упор смотрели друг на друга – один едва сдерживал ярость, а на постаревшем лице другого неожиданно отразилось раскаяние. Не отрывая взгляда от сына, Брэдфорд произнес:

– Он выбрал этот путь потому, что я сам ему его показал.

По залу пронесся возглас изумления. Присутствующие тщетно пытались взять в толк, каким образом этот всеми уважаемый человек вообще мог знать о той беспутной жизни, которую вел его сын, а тем более толкнуть его на стезю порока. Однако в сознании Элис запечатлелся лишь короткий вздох, вырвавшийся у Эммелин. Судя по всему, то же относилось и к Лукасу, поскольку он наклонился вперед. Гнев его улетучился, оставив после себя беспросветное отчаяние.

– Не надо, отец. Не делай этого.

Брэдфорд явно заколебался, словно до него вдруг дошло, где он находится и что собирается сказать. Как бы глубоко ни потрясло Элис его признание, в глубине души она понимала, что это было именно то, в чем она сейчас нуждалась. Да, на репутации Лукаса лежало пятно, но если его подвигнул к этому родной отец…

– Мистер Хоторн, пожалуйста, объясните суду, что вы имеете в виду.

Ее слова вызвали новую вспышку гнева со стороны Лукаса – на сей раз направленного против нее. Брэдфорд, похоже, начал осознавать, какое значение имело каждое его слово.

– Я никогда не был хорошим отцом, – объявил он во всеуслышание, обращаясь к суду.

– Возражаю! – вскричал Уокер.

Не обращая внимания на его протест, Элис продолжала допрос. Пусть судья сам остановит ее, если захочет.

– Мистер Хоторн, как следует понимать ваши слова о том, что вы не были хорошим отцом?

– Ваша честь?

– Помолчите, Уокер, – отозвался со своего места судья.

Уокер был так потрясен, что буквально рухнул на сиденье. Брэдфорд покачал головой, после чего посмотрел по очереди в глаза каждому из присяжных.

– Ни один мужчина не захочет по доброй воле признать, что он не был хорошим отцом. – Он повернулся туда, где сидели бок о бок все три его сына. – Но я им не был. Ни для Грейсона, ни для Мэтью, ни тем более для Лукаса. Конечно, прошлого уже не исправить. Но я могу попытаться отчасти загладить вину, поступив по справедливости. До сих пор я отрицал свою роль в пристрастии Лукаса к вину, женщинам и азартным играм.