Кара Уилсон. Гордая женщина
— Ты устала, тетя Зено? — Семилетний Дэвид сжал руку Зенобии Дрискол, едва она откинулась на мягкую спинку кресла и закрыла глаза. В голове мелькнула мысль: как это похоже на семейство Аристидисов — обеспечить полет первым классом даже ей, кого они не больно-то жалуют. — Нет, милый, не устала, — ответила молодая женщина. — Просто рада, что отделалась, наконец, от таможенников, и мы летим. — А про себя подумала: не стоило оставлять любимую работу, чтобы на три месяца вернуться туда, откуда бежала три года назад. Зен внимательно поглядела на сидящего рядом Дэвида. Рослый не по возрасту, темноволосый и темноглазый, он стал для нее смыслом жизни. Шеймус Дейр, близкий ее друг, частенько повторял, что она чересчур привязана к мальчику, но и сам не избежал чар Дэвида. — Мы вернемся обратно в Дублин? — спросил Дэвид с легким ирландским акцентом. Зен взглянула на ребенка с глубокой нежностью. Вот уже три года Ирландия была для него домом, с тех пор как она привезла его в эту страну четырех лет от роду. Как только Зенобию официально утвердили опекуном Дэвида, она воспользовалась шансом получить работу в Дублине у Диадри Кейбэла, всемирно известного дизайнера женских шерстяных тканей и одежды, и покинуть Соединенные Штаты и семью Аристидисов. — А Дэниэл помнит меня, тетя Зено? — Дэвид дернул ее за руку и залез с ногами на соседнее сиденье. — Да, конечно, помнит. — Зен постаралась придать голосу большую уверенность, чем чувствовала на самом деле. — А бабушка София тоже меня вспомнит? И дядя Дэймон? — упрямо допытывался Дэвид. — Конечно помнят. Я им послала твои фотографии, как только получила от них карточки Дэниела. — А-а — все еще хмуря брови, Дэвид кивнул. — Робби говорит, что если у меня есть брат, то он должен жить со мной. У Зен защемило сердце. Робби прав, подумала она, откинув темную прядь волос со лба Дэвида. — Потому мы и летим в Америку, чтобы ты повидался со своим братом-близнецом Дэниелом. — Зен пыталась избавиться от комка в горле, пока Дэвид, насупив брови, сосредоточенно размышлял. Наконец лоб его разгладился и он улыбнулся. — И тогда мы сможем забрать Дэниела с собой в Ирландию, и он тоже будет играть с Робби, — с явным облегчением сделал он вывод. При этих словах в памяти Зен возник Дэймон Аристидис в тот самый день, три года назад, когда он поджидал ее при выходе из зала суда, где она добилась права забрать Дэвида с собой в Ирландию. Смуглые, приятные черты лица Дэймона, в тени, казалось, приобрели нечто сатанинское. — Это еще не конец! — бросил он ей сердито. — Не рассчитывай, что когда-либо сможешь забрать и Дэниела. — Не смей угрожать мне! Не я, а ты затеял эту судебную тяжбу! — крикнула она в ответ. — Как опекун Дэвида, я имею право взять его с собой в Ирландию. София, мать Дэймона, подошла к ним и стала уговаривать быть сдержаннее и проявить взаимопонимание. Но Зен только отрицательно качнула головой и поторопилась уйти, понимая, что взорвется, если скажет кому-нибудь хоть слово. Она и Дэймон расстались с чувством горечи, оставив многое недосказанным, не желая признать, как много они значат друг для друга. И вот теперь, три года спустя, сильно изменившаяся Зен летит обратно на Лонг-Айленд, в поместье Аристидисов, откликнувшись на просьбу Дэймона приехать домой. София, по его словам, мечтает увидеть Дэвида. Зен размышляла, найдет ли София, что она изменилась. Вращаясь в мире моды, молодая женщина приобрела некоторую утонченность и уверенность в себе, что делало ее совершенно отличной от прежней Зенобии. Зен заметно преуспела в работе, и имя ее становилось все более известным. Создание новых рисунков и расцветок тканей отвечало ее эстетическим запросам, а забота о Дэвиде утоляла потребность в любви. |
