— Не говори, что не понимаешь меня, — шептала она.

Но он на нее даже не посмотрел, не видел, что она плачет и продолжал злорадно:

— Неужели женщины не хотят быть таинственными и непонятными?

И действительно, она теперь ощущала, что еще больше отдаляется от него, как и от всех прочих, точно так, как он ей только что говорил. В то время как она работала день за днем, люди избегали ее. У нее не было времени на дружбу, на приятельские отношения. И детей она, собственно, видела только утром и вечером. А теперь она на ночь запиралась и от Блейка. Он сидел на другом конце стола и казался нереальным и далеким в косо падающих лучах солнца.

— Блейк, скажи мне что-нибудь настоящее! — просила она. — Ну, говори же!

Если бы он теперь обратился к ней серьезно, она подбежала бы к нему, упала бы перед ним на колени, обняла и в слезах просила бы его: «Соня мне уже не мешает — ничто мне не помешает, только если ты будешь рядом со мной!»

Но он посмотрел на нее и сказал все тем же веселым голосом:

— Что мне надо тебе сказать, Сюзан? Что ты сегодня утром прекрасна? Но ты прекрасна всегда, и я тебе это так часто говорю… Завтракай, а после мы пойдем смотреть на эти твои восхитительные вещи.

Он смочил пальцы в полоскательнице, где плавало несколько розовых лепестков, и вытер их о свежевыглаженную полотняную салфетку. Кроун внес почки, поджаренные на шпике, и Блейк с обычным аппетитом взялся за них. Он всегда плотно завтракал и при этом сохранял врожденную стройность фигуры.

— Наконец-то нашелся кто-то, кто умеет как следует готовить почки на вертеле, — сказал он серьезно.

— Я рада, — ответила Сюзан. Ведь она потратила долгие драгоценные часы на поиски новой поварихи, потому что почки, которые он любил есть на завтрак, никто не умел приготовить, пока внезапно Джейн не предложила:

«Я бы каждое утро ходила, мадам, и готовила ему эти почки, только бы он перестал ругаться. Но вам придется объяснить всем на кухне, что вы меня посылаете только ради этого».

«Благодарю вас, Джейн, вы всегда в тяжкую минуту спешите мне на помощь».

— Ну, пошли? — спросил Блейк.

Сюзан мгновенно встала — у нее немножко дрожали колени. «Я не боюсь его», — сказала она про себя, а вслух ответила:

— Сейчас, только переоденусь, Блейк.

Они сели в машину, и Банти с важным видом промчал их к ателье. И все же она отвела его на место, где укрывалась от него.

— Сюзан! — ужаснулся Блейк. — Такой шум и грязь!

— Но все это остается на улице, — быстро сказала она. — Зато у меня здесь много места.

Опередив его, она взбежала вверх по лестнице и отомкнула двери. Но когда он вошел и осмотрелся, она снова задрожала.

— Садись, милый, а я присяду к тебе на подлокотник, — умоляюще произнесла Сюзан.

Блейк присел, она устроилась возле и ожидала его приговора с бьющимся сердцем. Когда на ее статуи смотрел Дэвид Барнс, она была в них уверена, но теперь, перед предвзятым взглядом Блейка она потеряла уверенность. Статуи вдруг показались ей холодными, тяжелыми и гигантскими. По сравнению с изысканностью его работ они казались грубыми.

— Я совершенно ошеломлен, — выдавил наконец из себя Блейк. — Сюзан, это колоссально! Когда же ты успела сделать все это?

— Я работала каждый день — почти.

— Я и не думал, что они будут такие гигантские, — ответил Блейк. Он встал и начал ходить между ними. Она чувствовала, что те воспринимают его шаги, его близость, но не отступают перед ним.