— Я могу войти? — спросила она.

— Да, — сказала Сюзан. — Я как раз думала, что у меня нет никакого другого оправдания, почему я не пришла сегодня на обед, кроме правды — я совсем забыла, что Блейк меня пригласил.

Соня медленно приблизилась к ней.

— Вы забыли! Дайте-ка взглянуть в ваши глаза! Нет, вы совершенно искренни. Я вижу, что вы действительно забыли. Нет на этом свете другой женщины, Сюзан, которая могла бы забыть, что ее супруг обедает со мной!

Она испытующе смотрела на Соню. Она не может обижаться на Блейка за это. Надо быть совершенно не от мира сего, чтобы не видеть веселую улыбку Сони, широкое милое лицо, четкую и плавную грацию ее сильного тела. А Блейк не из тех, кто может полностью владеть собой.

— Я не могла уехать, не увидев вас, Сюзан, — звучал глубокий, бархатистый голос Сони. — Я знаю, что вы обо мне и Блейке думали разное. Я и раньше хотела заехать к вам, но все как-то не получалось.

Что было в этих красивых глазах? Сюзан с болью изучала их. Но Соня отошла к своему изображению и рассматривала его. Она протянула сильную властную руку и погладила мраморное лицо.

— Вы сделали три моих образа. Но этого мало. Я существую в большей кратности. Одна Соня говорит: «Иди к Сюзан и скажи ей…», — а другая: «Ты и Блейк можете обрести нечто важное», — а еще одна слышит, как Блейк говорит: «Я не в состоянии лишиться Сюзан, Соня. Она меня понимает». Ну и…

Соня пожала плечами, улыбнулась и протянула руки к своим трем ипостасям.

— Вы еще любите друг друга? — спросила Сюзан.

— Что говорит Блейк? — ответила вопросом Соня, даже не посмотрев на нее.

— Ни да, ни нет, — ответила Сюзан.

— И я не могу сказать ни да, ни нет. — Она быстро взглянула в глаза Сюзан и громко засмеялась. — Не беспокойтесь. Между мной и Блейком уже все кончено. Я еду на год домой, может быть, на два. Когда я вернусь, я уже буду совсем другой. Я постоянно меняюсь. Каждый год я другая. Я обещаю вам это! Я даже перекрашу себе волосы.

— Но глаза вы себе изменить не можете, — сказала Сюзан.

В Соне есть нечто, импонирующее Блейку, такое же дикое и стихийное. У нее есть темперамент. Сюзан, однако, совершенно другая. Она не могла творить под влиянием импульсивных выбросов энергии, в ярости, радости или по упрямству. Все, что случалось в ее жизни, закладывалось в фундамент ее существа, и творческая энергия, высвобождающаяся из ее глубин, была высокой и постоянной, словно вечная весна. Сюзан не нуждалась в допинге, которым являлись вино и любовь для Блейка, Сони и подобных им. Она не нуждалась ни в чем, кроме еды, сна и самого простого общения с людьми и времени на раздумья и созидание. Она уже все понимала, и ей не надо больше ничего знать о Блейке и Соне. Она попросту забыла о них.

— Не оглядывайтесь ни на что. Идите своей дорогой, Сюзан! — советовала Соня.

— Мне не остается ничего другого — ведь я и так это делаю.

Глаза Сони засветились смехом.

— Ах, Сюзан! — воскликнула она. — Прощайте, милая! И помните, что вот эта Соня уже никогда не вернется. — Она нежно поцеловала Сюзан в обе щеки своими алыми, горячими губами. — Вы не такая, как другие, — сказала она. — Вы всегда будете немного одинокой, потому что никто не похож на вас, но вы не будете ощущать себя покинутой. — От двери она помахала рукой. — Я не задела вас, — добавила она. — И поэтому я вас не жалею.

Соня ушла. А Сюзан стояла, и в ее ушах звучали старые, хорошо знакомые слова, которые сопровождали ее всю жизнь: «Никто не похож на вас».