Толстым указательным пальцем он потер свой широкий, плоский нос.

— Вы тут минуточку побудьте и осмотритесь, пока не припомните, зачем пришли, — сказал он кисло. — Через минуту я вернусь. Если вас тут уже не будет, значит, вам от меня ничего не надо.

Он встал с ящика, на котором сидел, и вышел из помещения шагом неотесанного матроса. Сюзан осталась одна. Но через мгновение обнаружила, что она не одна. Фигуры из мрамора и бронзы, которые не существовали для нее, когда она входила, начали внезапно оживать, каждая своим собственным образом. Когда она принялась изучать одну за другой, по очереди начали раздаваться голоса. Тут были два танцора, мужчина и женщина, виднеющиеся из-под обшивки и мешковины, в которую они были завернуты. Здесь были люди с какого-то острова с длинными, хрупкими телами, плоскими лицами и косо посаженными, глубокими глазами. Присевшая женщина с обернутой головой и склонившийся над нею мужчина. Они разговаривали друг с другом, а не с Сюзан. Она слышала их шепот, слышала слова, которые не понимала. Минуту она стояла перед ними, видела, как двигаются их гладкие, изящные и все же сильные тела, и ждала, когда эти творения человеческих рук покинут свои места и разойдутся в разные стороны. Определенно, он их видел где-то в античном храме или на побережье теплого моря. Она подошла к фигуре тихой женщины, чего-то ждущей женщины, руки которой были сжаты, а голова склонена. Ее глаза под тонкими бровями глядели боязливо, выжидали; из недр теплого мраморного тела исходил вопрос: «Кто-нибудь видел моего суженого? Кто-нибудь видел, что он идет ко мне?»

За спиной Сюзан стояла скульптура в натуральную величину. Она посмотрела внимательнее и узнала Майкла. Его красивое тело было нагим, пальцы сжаты в кулаки. А вокруг стояли упакованные ящики, в которых лежали загадочные фигуры. Она с трудом удержалась, чтобы не вытащить скульптуры из ящиков и не освободить их, чтобы посмотреть на них.

На столе лежала небольшая кучка глины. Сюзан подошла, отделила кусок, который нетерпеливо и с чувством размяла. Все это время она тосковала по этому пластичному материалу. Она размяла ее и взяла в руки. Глина лежала у нее на ладонях, отмеченная отпечатками ее пальцев; она ловко преобразила ее в подобие лица.

— Что это вы делаете?

Его пронзительный голос смутил Сюзан так, что она дернулась. Из-за плеча за ней следила его усатая физиономия.

— Не знаю, — пискнула Сюзан и подала ему глину.

Он взял ее и долго смотрел. Это был грубо вылепленный его собственный профиль; Дэвид Барнс узнал самого себя.

— Что я могу для вас сделать? — спросил он.

— Научите меня тому, что мне надо знать, — попросила она.

Он отложил кусок глины и начал прохаживаться между скульптурами, которые были намного больше его самого.

— Баба! — услышала она его тихое ворчание. — Черт, черт, черт, почему это дано именно бабе?! — Он перестал ворчать, обернулся и яростно посмотрел на нее. — В вас, однако, есть сила, — сказал он. — У вас силы не меньше, чем у мужчины.

— Да, сила у меня есть.

— Вы обязаны ее иметь, но сила — не главное. Здесь нужно кое-что еще, — сказал он и вытащил из кармана грязную, мятую кепку из твида. — Ладно, идем! — крикнул он.

— Куда?

— Куда угодно, где находятся ваши работы. Мне нужно увидеть что-нибудь, помимо той ужасно отлитой головы. Мне придется учить вас с самого начала. Видите ли, вам придется научиться все делать самой, отливку и вообще все. Все сегодня думают, что они слишком благородны для этого. Они лепят своих натурщиц, лениво мнут глину, а затем отсылают незаконченную работу, чтобы ее доделал кто-то другой.