— Я же сказала тебе — ничего! — смущенно сказала она.

— Ни единой вещи?

— Ни единой! — сказала она. Она теперь не упоминала Джона, потому что не думала о нем. Ей казалось, что она была ужасно ленива.

Он пристально смотрел на нее голубым обвиняющим взором.

— Вам должно быть стыдно, — сказал он наконец, пошел и посмотрел на фигуру ребенка, а затем — на голову Марка. — Такие же, какие и были, — бормотал он, — незаконченные.

— Незаконченные, — повторила она.

— И вы, — сказал он, повернувшись к ней, — счастливы, вы довольны, что совсем ничего не сделали?

Он смотрел на нее пронзительным взглядом, и она не могла солгать.

— Не совсем, — сказала она тихо. И затем она начала оправдываться перед ним, как перед взрослым человеком: — Обстоятельства моей жизни…

Но он не слушал ее.

— Есть человек по имени Дэвид Барнс, скульптор, который купил дом недалеко отсюда, старую усадьбу Грейнджера; вчера вечером он обедал у нас. Увидев ту голову, которую вы сделали, он воскликнул: «Кто сделал это?» И когда мама рассказала ему, он сказал: «Скажите ей, чтобы зашла ко мне».

— О, Майкл, он действительно так сказал?

— Да. Частично поэтому я и навестил вас сегодня. Вы пойдете?

— Я не знаю.

Она смотрела на его картину: темный лес под вечерним небом, маленькая фигурка на лошади, несущаяся навстречу опасности.

— Да, вы пойдете.

— Пойду? Я не уверена.

— Вы пойдете завтра.

— Я не знаю.

— Если вы не пойдете, будете жалеть об этом всю свою жизнь.

Она хотела возразить, но не смогла. Ее глаза были полны слез, а сердце — чувством, которое она не могла объяснить.

— До свидания, — сказал Майкл мягко. — Я сегодня вечером зайду к Дэйву Барнсу и скажу ему, что вы будете у него в три. Вы знаете Дэвида Барнса, он сделал в прошлом году ту огромную статую, которая выиграла приз Чикаго; Ранний Титан, назвал он ее.

Когда Майкл ушел, она осталась в мансарде, и ей было ужасно тоскливо. Ничего подобного она до этого не испытывала.

«Я не могу оставить Джона и не могу взять с собой, — думала она, но в ее подсознании выстраивался план. — Я могла бы попросить маму прийти посидеть с ним некоторое время. Потом, если нужно будет, я могу договориться с кем-нибудь регулярно…»

Она спустилась вниз, искупала и накормила Джона и старательно приготовила обед. И когда Марк пришел, она ничего ему не сказала о том, что собирается сделать, теперь она это знала определенно.

* * *

Она быстро натянула перчатки у двери гостиной, бегло оглядывая ее. Все было в порядке. Джон спал наверху. Ее мать сидела в большом кресле, сняв туфли и поставив ноги на скамеечку для ног. Она рассеянно просматривала журнал.

Сюзан сказала:

— Если он проснется до того, как я вернусь, ему можно дать апельсиновый сок и кусочек тоста. Но я скоро вернусь.

— Приготовить что-нибудь на ужин? — спросила мать.