Анна Алмазная. Горький шоколад
В кафе
Мягко кутал полумрак старомодное кафе. Лился над коричневыми столиками «Паромщик» Пугачевой, скучала у стойки симпатичная официантка: посетителей сегодня было на редкость мало. Медленно сохла передо мной в тонкой вазе темно-красная роза, и еще медленнее сестренка расправлялась со своим капустным салатиком. Вздохнув, я отвела взгляд от ее тарелки и задумчиво посмотрела в занавешенное дождем окно. Кажется, еженедельная каторга затягивается. Сестренка что-то говорила, я откровенно скучала. Наши посиделки «за чашечкой кофе» всегда проходили одинаково. Что она могла мне сказать? Вновь пожаловаться на мужа и детей? Или же в очередной раз… — Зоя, ну что тебе стоит? Вопрос был риторическим — за меня давно уже все решили. Я могла лишь украдкой вздохнуть, и постараться cдержать ударившую в голову волну гнева. Злиться на Олю было бесполезно. Спорить — тем более. Все равно же не отстанет, пока не добьется своего, по горькому опыту знаю. Быть одной в двадцать пять — это конец света. Каждый жук и жаба мечтают тебя «пристроить». И никому невдомек, что мужчины меня не интересуют. Совсем. Как подумаю, что буду спать с кем-то в одной кровати, терпеть его липкие поцелуи, так аж передергивает. Любовь и страсть — для таких, как сестренка: куколок с огромной грудью, тонкими ногами и взглядом, лишенным смысла. И правильно — ум в «любви» лишь помеха. Умный человек не станет сгорать в страсти, отдавая всего себя какому-то уроду, которого знает без году неделя. Вон, Олька выскочила рано замуж и что? Теперь ходит и жалится всем на несносную жизнь. Я вот не жалюсь — мне и так хорошо. У меня научная работа, пара статей в загашнике, аспирантура, студенты и место на кафедре. А еще — собственная квартира, любимый компьютер и уникальная возможность с головой погрузиться в мир формул. Полная свобода — делай, что хочешь, ни перед кем не отчитывайся, так почему бы и нет? Лишь временами по ночам тоскливо, но это мелочи. Чего родня примахалась-то? Почему с остервенением ищут мне пару? Из зависти? — Зоя, ты не пойми меня неправильно, — вновь начала петь сестренка. Это я ее понимаю неправильно? Хотелось встать и уйти. Но не поможет. Еженедельную каторгу нужно выдержать до конца — иначе еще пару дней будут названивать, пытаться помириться, поговорить. Кому нужны эти разговоры? Мне? Уж увольте. — Я для тебя стараюсь… — упрямо ловила мой взгляд сестренка. Точно? А кто тебя просил? Почему люди делают, что их не просят, а потом требуют за это благодарности? Да с какой стати! Так и хотелось попросить Олю съесть салатик побыстрее, да мирно разойтись, но она ведь не послушает, да еще и обидится. — Ты очень многого себя лишаешь… — ее ладонь легла на мою. Я резко вырвалась: только нежностей мне и не хватало. Под укоризненным взглядом сестры съела кусок шоколадного торта. Плевать на всякие там диеты. И на мнение Ольки плевать. — Теплоты себя лишаешь, — продолжались уговоры. Боже, опять это сюсюканье. Чего я себя лишаю? Абортов, детских пеленок и мужика, который получит право вмешиваться в мою жизнь? Да чего ради? Секса? А он мне точно нужен? Может, и нужен, но не настолько, чтобы первому попавшемуся в ножки броситься. Съев еще кусочек торта, я запила его черным кофе. Кофе тоже в глазах Ольки грех. Но мне-то что? — Ты же женщина… — перешла Оля на едва слышный шепот. |
