|
Тогда вы считали справедливым проливать кровь — свою и чужую. Должен отдать вам должное, вы куда более тонкие политики, чем те, кто создал ваше движение. Они бы никогда не дошли до такого бесстыдства: послать армию, чтобы задушить стремление народа к национальной независимости, а затем обрушиться с обвинениями на лидера разгромленного восстания: будто пролитая кровь — на его совести. Я не сомневаюсь, они никогда не позволили бы себе рассуждать о содружестве свободных и равноправных народов, зная все, что творится сегодня в Плюралии. Если бы против меня выступил с обвинениями кто-нибудь из них, я бы с ним поспорил. Но спорить с этой дамой я не собираюсь. Я уверен, ее ждет блестящая карьера. На мой взгляд, из нее получится прекрасный министр или заместитель министра по делам колоний. Еще когда она говорила, я подумал: а ведь она безусловно знает о том, что несколько недель назад были расстреляны моя жена и еще несколько женщин за отказ уйти с племенных земель. И еще я подумал: если бы сегодня в этом зале был кто-нибудь из той старой гвардии, он — или, может быть, она — непременно подошел бы ко мне и сказал: «Мхенди, до меня дошло печальное известие о гибели вашей жены и других африканских женщин. И хочу выразить вам свое искреннее сочувствие, невзирая на все наши разногласия». Сначала меня задело, что никто из вас — членов прогрессивной партии — не подошел ко мне и не сказал ни слова участия. Но потом я подумал: нет, я не огорчен, я скорее рад. Разве можно считать этих людей преемниками старых бойцов? Ну, а раз нет, значит, они не способны на теплоту и сердечность — качества, которые были свойственны их славным предшественникам. Вот и все, что я хотел сказать, господин председатель. Понимаю, что мое выступление не представляет большой ценности для экспертов, занятых разработкой новых методов! Но я ведь теперь безработный, так что методы работы меня заботят мало. Я до сих пор почитываю книги, написанные пионерами вашего движения. А вы?
Мхенди сел и сразу же поднялся снова. — Господин председатель, я забыл сказать самое главное. Если случится, что мое выступление попадет, хотя бы частично, в газеты, я бы очень хотел, чтобы поместили и мою благодарность простым, честным, далеким от политики людям вашей страны, чьи протесты помешали правительству Великобритании выдать меня моим врагам, когда правительство Плюралии потребовало моего возвращения. Я глубоко благодарен им. Мхенди сел. В зале воцарилось долгое неловкое молчание. Английская часть аудитории была растеряна. Многие африканцы не поняли выступления. В большинстве своем это были панафриканцы, почти ничего не знавшие о Плюралии. Они ждали от легендарного Мхенди бурной, зажигательной речи, а не этих грустных, спокойных, неторопливых слов. Они поворачивались и удивленно смотрели на Мхенди. Мэби, сидевший рядом, взял его за локоть. Смущен был даже председатель. Он неуверенно откашлялся. — Надеюсь, что в дальнейшем ораторы будут говорить по существу. И еще, я могу заверить мистера Мхенди, не такие уж черствые у нас сердца… Он сел в замешательстве, очевидно не зная, что еще сказать. Мхенди закурил трубку и откинулся назад. Встал Лэнвуд. — Господин председатель… — Прошу вас, — сказал председатель. — Для протокола, я — Томас Лэнвуд, лидер группы «Свободу Африке». Мистер Мхенди своим выступлением внес личную нотку в обсуждение политической обстановки в колониях. Вы понимаете, конечно, что наш коллега, который понес недавно такую утрату, переживает сейчас тяжелую душевную драму. Поэтому я хотел бы с объективных позиций повторить то, что сказал он, и несколько развить его мысль. Прежде всего, с вашего позволения, я хочу ответить даме, которая с таким презрением говорила о «черной элите». Между прочим, хотел бы заметить, что я уже много лет бываю на всякого рода конференциях, но мне еще ни разу не приходилось слышать столь грубых шовинистических выпадов, какие позволила себе она в той части речи, которая касалась Мхенди… Дама так и взвилась: — Я протестую, господин председатель. |
