— Потом был настоящий ад. Если бы ты не прислал денег, я бы подох с голоду. Знаешь, мне ведь перестали платить стипендию, потому что я слишком много занимался действительно нужной работой.

— Ты должен был написать мне об этом.

— Ты и так помогал мне. — Удомо смущенно улыбнулся и опустил глаза. — Скажи, Лоис пишет тебе?

— Нет, ни разу не написала с тех пор, как вы расстались.

— А Мэби?

— Тоже нет.

Наступило долгое молчание. Удомо допил чай, отвернулся и стая смотреть в окно.

— А как обстоит дело с коммерсантами? — спросил он.

— Завтра вечером мы с ними встретимся.

— Здесь?

Эдибхой рассмеялся.

— Нет, земляк. Нам придется идти к ним. Они слишком много о себе мнят. Ты должен быть с ними поосторожнее.

— Не беспокойся. А Совет вождей и старейшин?

— Они отказались принять тебя. — Эдибхой встал и пошел к письменному столу, стоявшему в углу комнаты. Достал какие-то письма и вернулся на прежнее место. — Когда я получил твое письмо, я сразу же написал в Совет и просил их принять тебя и выслушать. Вот их ответ. — Он передал письмо Удомо.

Удомо прочел:

«Я уполномочен уведомить Вас, что Совет вождей и старейшин не считает для себя обязательным принимать и выслушивать каждого, кто пожелал бы обратиться к нему с подобной просьбой. Далее, мне поручено сообщить Вам, что Совет не располагает данными о том, чтобы кто-то из семьи, носящей фамилию Удомо, когда-нибудь в прошлом был вождем или старейшиной какого-нибудь племени Панафрики. Совет считает, что человек, о котором Вы пишете, — тщеславный выскочка, и потому, само собой разумеется, Совет вождей и старейшин — исконный представитель своего народа — не может иметь с ним никаких дел. Ваше сообщение о том, чем он занимался в Европе, не представляет для Совета никакого интереса…»

Удомо поднял глаза.

— Кто этот Эндьюра, который подписал письмо?

— Доктор Эндьюра — секретарь Совета, а также самый образованный и самый влиятельный из его членов. Он двоюродный брат короля южных племен и, кроме того, входит в Губернаторский совет как представитель африканского населения. Они с губернатором близкие друзья! Его очень уважают в европейских кругах. Получив это письмо, я тут же поехал к нему. Но ничего не добился. Право, земляк, я сделал все, что мог.

Удомо перечитал письмо.

— Мы сохраним его, — спокойно сказал он. — Оно может нам пригодиться. А теперь поговорим о наших планах. Я много думал, пока ехал сюда…

Солнце село. И сразу, без всякого перехода, день сменился черной тропической ночью. Невесть откуда налетели полчища комаров и нагло ринулись в атаку. Вошел Самсон с какой-то жидкостью, которую он называл «керосиниаза». Удомо и Эдибхой вышли на веранду. Обитатели ночи отчаянно звенели, трещали, стрекотали, и надо было чуть не кричать, чтобы собеседник тебя услышал.

Эдибхой протянул Удомо пакетик с таблетками.

— По одной два раза в день, пока не привыкнешь к климату.

Удомо снова принялся излагать свои планы.

Взошла луна и немного разрядила густой чернильный мрак ночи; чем выше она поднималась, тем крупней и ярче становилась, и вот наконец землю залил мягкий серебристый свет, в котором все предметы сразу обрели завершенность форм и плавность линий.

Самсон позвал их ужинать. Друзья продолжали разговор за едой. Удушливо пахло «керосиниазой», но комары исчезли. Позднее Эдибхой и Удомо вернулись на веранду. Вдали вспыхнули лучи автомобильных фар. Ныряя по ухабам, они приближались к дому.

— Я пригласил кое-кого познакомиться с тобой.