|
Пришли на готовенькое и думают, что империя от них никуда не денется. Молодежь едет теперь в колонии только потому, что здесь выше оклады и условия жизни лучше, чем в Англии. От убежденности в высоком предназначении английской нации ничего не осталось. Конечно, и среди нынешней молодежи есть отличные, толковые работники. Но трагедия в том, что почти не осталось людей, преданных тем принципам, тем идеалам, во имя которых была создана империя. Чиновники типа Смизерса не верят в идеалы, которыми руководствовались колониальные власти в прежние времена, — они просто правят. Интересы местного населения — всего лишь красивые слова, которые они так любят повторять. В своем же узком кругу они посмеиваются над этими словами. Обидно! Ведь если бы не начала пропадать вера в содружество наций, не было бы службы лучше. А похоронить идею содружества означало бы… Джонс нетерпеливо передернул плечами, словно хотел избавиться от собственных мыслей, вошел в свой кабинет и нажал кнопку звонка. «Можно, конечно, спросить адрес Эдибхоя у молодого человека, который говорил о встрече с Удомо, — подумал он, — но это, пожалуй, вызовет лишние толки». Вошел секретарь. Славный молодой человек. Спокойный, исполнительный, безупречно вежливый. Интересно, сталкивается ли он когда-нибудь с африканцами, заходит ли в их грязные домишки, сидит с ними, разговаривает? Скорее всего, его контакты ограничиваются клерками, да еще слугами, от которых он все равно, кроме «да, сэр!» и «нет, сэр!», никогда ничего не услышит. Но справедливо ли ставить ему это в вину? Так уж повелось до него. Он только следует примеру. Быть может, теперь уже поздно что-то менять. Возможно, это стало системой.
Джонс спохватился: секретарь стоит у стола и терпеливо ждет. — Извините… Вот у меня какое дело. Узнайте, пожалуйста, но только осторожно, чтобы не было разговоров среди клерков, где живет мистер Эдибхой. Позвоните в полицию или в больницу… Секретарь ушел. Джонс занялся лежавшими на столе бумагами. Не прошло и пяти минут, как молодой человек вернулся с адресом. Джонс улыбнулся. — Вы ведь здесь уже полгода? — Да, сэр. — Не надо так официально. Познакомились с кем-нибудь из местных? — Нет… — На вашем месте я бы попробовал. Люди они удивительно приветливые и дружелюбные. Конечно, живут по большей части в ужасающей нищете. Но вам не мешало бы узнать и это. К тому же у них нарождается своя буржуазия, и мы должны заручиться дружбой этих людей. Обстоятельства могут измениться в ближайшие несколько лет, и тогда личные связи и дружеские отношения будут неоценимы. Пионеры колониальной службы по-настоящему знали людей, среди которых им приходилось работать. Мы же держимся особняком. Подумайте над этим… — Да, сэр. Благодарю вас, сэр. Джонс вышел на улицу и направился к своей машине. Интересно, понял ли его юноша или посмеется над его словами в кругу друзей? Он сел за руль и поехал в западную часть города — туда, где жила новая африканская буржуазия. Автомобиль затрясся по немощеной дороге. Ни мостовых, ни канализации. О господи! Неужели чиновники из канцелярии губернатора не понимают, что именно эти люди будут с особой горечью сравнивать окружающую их обстановку с условиями жизни на Холме? Хоть бы новый губернатор понял это. На стук вышел Самсон. — Як мистеру Удомо, — сказал Джонс. — Скажи ему, пожалуйста, что его хочет видеть мистер Джонс. — Мистера Удомо сейчас нет, сэр. — Ты знаешь, где он? — Нет, сэр. Мистер Удомо позавтракал и ушел. Сказал: «Совсем забыл город, пойду смотреть». — Спасибо. — Пожалуйста, заходите, сэр. Я принесу бумагу, сэр напишет письмо, я отдам мистеру Удомо. |
