Так вот, помогут ли сейчас те методы, на которых настаивает Смизерс? Действительно ли это буря в стакане воды, мыльный пузырь, как он считает?.. Подождите отвечать. Позвольте, я сначала скажу вам, почему, как мне кажется, мы стоим сейчас перед такими трудностями во всех наших колониях. И не только мы. Дело в том, что миром сегодня владеет одна идея, и суть ее такова: ни один народ не должен управлять другим народом, каким бы хорошим это правление ни было. Словно над землей пронеслась туча, зараженная вирусами этой идеи. Отсюда это стремление, это страстное желание, эта потребность народов самим управлять своими странами, пусть даже из рук вон плохо. Вы понимаете, о чем я говорю? Существуют ли такие настроения здесь?
— Понимаю. Да, такие настроения здесь существуют.
— Вы не думаете, что я сошел с ума? Если думаете — ради бога, скажите прямо. Смизерс, конечно, подумал бы, но никогда бы не сказал этого. Слишком хорошо воспитан.
Джонс улыбнулся. Его желтоватое лицо вдруг стало мальчишеским и милым.
— Нет, сэр. Я не думаю, что вы сошли с ума. Я как-то попытался сказать Смизерсу то же самое, но не сумел выразить свою мысль. Думать об этом проще, чем говорить. А еще англичан называют нацией Шекспира! Я лично убежден, что вы совершенно правы. Я уже давно это заметил. Среди людей растет беспокойство. Массовый психоз какой-то. Хорошие ребята, старые приятели, с которыми свободно говорили обо всем, вдруг ни с того ни с сего обижаются, огрызаются на самые безобидные замечания. Повышенная чувствительность, которой раньше не было…
— Да, — задумчиво сказал Росли.
— Вам нужно бы съездить в город, — сказал Джонс. — Сегодня я почувствовал это особенно остро.
— Как пороховой склад?
— Скорее как грозовая туча.
— Ив этот момент на сцену выходит наш друг Удомо. Как вы считаете — он причина или следствие?
— Ни то ни другое, сэр. По-моему, все это произошло помимо него.
— Но он может воспользоваться ситуацией в своих целях.
— Безусловно, сэр.
— Знаете, Джонс, не надо было арестовывать его.
— Существует закон, сэр. Я сам посылал ему правила печати.
— Значит, вы с ним знакомы?
— Я много слышал о нем, и мне захотелось с ним познакомиться. Я его встретил на пляже как раз в день вашего приезда.
— И какое впечатление он на вас произвел?
— Забавнее всего, что он мне понравился. Держался независимо и дал мне понять, что ничего общего у нас с ним быть не может. Не грубо, но достаточно ясно. — Джонс грустно улыбнулся.
— Да, в нашем Удомо что-то есть.
— Вы встречали его в Лондоне, сэр?
— Я познакомился с ним у одной очаровательной женщины, тонкой и умной, немного богемного склада. Слышал потом, что она стала его любовницей. Я этому не верю. Не похоже на нее. Сплетня, в общем. И еще раз я видел его на нашей конференции. — Росли улыбнулся. — Знаете, Смизерсу особенно не нравится, что я — член прогрессивной партии.
— Лично против вас, сэр, он ничего не имеет. Тут вопрос принципа.
— Не сомневаюсь! Право, вы зря так старательно его защищаете.
— Извините, сэр.
— Поверьте, я очень ценю добродетели Смизерса. Так вот, Удомо произвел на меня впечатление. Такая в нем клокотала ярость. Речь, которую он произнес, совершенно потрясла всех. Вроде сегодняшнего воззвания в газете. Что же нам с ним делать? Если бы он, черт бы его побрал, не был таким искренним патриотом….
Оба замолчали. В комнате было прохладно. Ослепительное солнце не добиралось сюда. Джонс сидел, посасывая трубку. |