— Он не знает, зачем я здесь?

— Он знает, что ты хотел вернуться в Африку. Я боролся за право предоставить убежище африканскому патриоту… Забавно, что люди, с которыми можно говорить откровенно, отгорожены от тебя барьером запретов. Иногда мне просто необходимо поговорить с кем-то, как мы сейчас говорим с тобой.

— Вождь революции кончает тем, что становится пленником революции. Изречение, достойное Тома.

— Вот именно! Мне даже кажется, что я слышу его голос. Но если бы это сказал Том, нам нечего было бы о нем беспокоиться.

— Может, он еще поймет…

— Надеюсь… Ну что ж, очень рад, что удалось поговорить с тобой. Неизвестно, когда теперь придется. Завтра ты переедешь. Я постараюсь при случае повидать тебя. Когда ты рассчитываешь двинуться в путь?

— Чем скорее, тем лучше. Я поговорю с Селиной.

— Она позаботится о тебе. — Удомо встал. Протянул руку. — Значит, ты понимаешь?

— Не беспокойся, Майк. Я понимаю.

— Скажи мне. — Удомо замялся, глаза его смотрели мимо Мхенди. Он попытался улыбнуться. — Ты видел Лоис перед отъездом?

— Нет. Я уже больше года не видел ее.

— Да?

— Через несколько месяцев после твоего отъезда она бросила школу и уехала, из Англии.

— В домик в горах?

— Да.

— Красивое место.

— Да.

— Ты знаешь, руководящие работники нашей партии дают клятву не жениться на белых.

— Вот как? Я не знал.

— Да, вот так.

— Понимаю.

Некоторое время Удомо стоял молча. Мхенди знал, О чем он сейчас спросит, и мысленно готовился к ответу. Но Удомо вдруг прошептал:

— Я не могу ее забыть, брат.

«Что можно сказать на это», — подумал Мхенди.

И тут Удомо улыбнулся. Распрямил плечи. Снова стал деловит и бесстрастен.

— Спокойной ночи, Мхенди. У нас у обоих впереди много работы. Желаю тебе успеха. — Он взглянул на часы. — Боже мой! Скоро три… — И вышел так же беззвучно, как вошел.

Мхенди потушил свет и лег. Он лежал, глядя в темноту широко открытыми глазами.

Итак, Удомо познал тоску одиночества — удел вождей. Странно, но это словно придало ему силы, уверенности в себе.

— Почему я не такой? — пробормотал он.

Не найдя ответа, Мхенди повернулся на бок и закрыл глаза.

Мария спала, положив голову на колени Мхенди. Отчаянная тряска не мешала ей. Он придерживал ее за талию. Она так разоспалась, что, не держи он ее, соскользнула бы на пол прямо к ногам шофера.

Но вообще-то в кабине рядом с шофером им было совсем неплохо. В кузов несчастных пассажиров набили, как сардин в банку. Там было даже несколько женщин с грудными детьми.

Мхенди отвел взгляд от узкой ленты дороги, вырываемой из темноты фарами, и посмотрел на шофера. Тот сидел, согнувшись над рулем, пристально вглядываясь в ночь. Этот шофер был старше двух предыдущих и внушал больше доверия. Он старался объезжать ухабы, а на ровной дороге не превышал пятидесяти миль в час. Хотя откуда быть ровным, прямым дорогам в этой части страны? Жаль, что не поговоришь с ним, — он знает только свой родной диалект. Они находились в пути уже тридцать шесть часов. Три раза меняли грузовики.