В голове вдруг прояснилось. Отсюда надо уходить. Огрев дубинкой еще одну фигуру в шлеме, он двинулся вперед. Он уже почти выбрался из схватки. Теперь поднажать — и бегом. И тут до него донесся голос Падди:

— Не удирай, Зума.

Но сзади уже топали чьи-то ноги, и жажда свободы была сильна, и он побежал. Погоня отстала. Он все бежал. Он чувствовал, что легкие у него вот-вот лопнут и в голове мучительно стучало. И где-то далеко Падди кричал:

— Не удирай, Зума!

Улица перед ним была безлюдна, он был один во всем мире. Одна пустая улица сменяла другую. Малайская слобода осталась позади. За ним точно дьявол гнался. Слезы усталости жгли глаза. А остановиться он не мог. Уже близко дом, где живет Мейзи. Он замедлил бег. Возле калитки Мейзи он уже не бежал, но шагал быстро. Завернул в знакомый проулок. Времени было в обрез.

Он постучал в ее дверь. Вскоре там зажегся свет, и Мейзи открыла дверь. Увидела его лицо, и последние остатки сна исчезли из глаз.

— Кзума!

— Мейзи, привет!

Она втащила его в комнату и закрыла дверь.

Опора сидела на полу в углу комнаты, где она теперь спала. Кзума успел заметить, до чего она постарела.

Не говоря ни слова, Мейзи налила в миску воды и вымыла ему голову. Опора вскипятила чайник на примусе. Выпив чаю, Кзума рассказал им, что случилось.

— Что же ты решил делать? — спросила Мейзи, выслушав его до конца.

— Рыжий в тюрьме. И мне туда дорога. Неправильно будет, если я туда не пойду. Выйдет, что я — не человек.

— С ума ты спятил, Кзума, — сказала Опора. — Уходи в другой город, пережди, пока тут все уляжется. Тебя не поймают.

— Нет, Опора, надо идти. Если не пойду, и жить не захочется, до того буду себе противен. Надо идти. Там Рыжий. Он не черный человек, но идет в тюрьму за наш народ, как же мне не идти тоже? И я много чего хочу сказать. Хочу рассказать им, что я думаю и что думают чернокожие.

— Они и так знают, что мы думаем, а делать ничего не делают, — возразила она.

— Но от нас они этого не слышали. Будет хорошо, если черный человек скажет белым, что мы думаем. И черный же должен сказать всем черным, что они думают и чего хотят. Все это я должен сделать, тогда я почувствую себя человеком. Ты понимаешь? — и он повернулся к Мейзи.

Она потрепала его по руке и кивнула.

— Понимаю, Кзума.

— С тобой мне всегда бывало хорошо, Мейзи. Теперь я знаю, что люблю тебя и что ты мне нужна. Может быть, подождешь меня, а когда я вернусь, заживем с тобой вместе?

— А Элиза?

— Она бедная, несчастная, но с этим покончено. Мне нужна ты.

Мейзи улыбнулась сквозь слезы.

— Я подожду тебя, Кзума. Долго ли, коротко придется ждать, я дождусь. Дождусь, когда ты ко мне вернешься. А тогда устроим себе жилье, где будет много смеха и много счастья. Ты не бойся, другие мне не нужны. Мне нужен ты, и я буду ждать тебя каждый день и каждую ночь.

— Я вернусь, потому что с тобой хорошо.

Мейзи зацепила его под локоть, и так они посидели.

Опора налила себе еще чаю и опять залезла под одеяло. И тогда Кзума встал.

— А теперь мне пора.

— Я провожу тебя до участка, — сказала Мейзи.

— Нет, — сказал он.

— Да, — сказала она.