Гийо вернулся через несколько минут. Босх все это время держал ручку над листом блокнота.

— Ну вот, детектив, нашел.

Гийо продиктовал адрес, и Босх едва удержался от шумного вздоха. Дон и Одри Блейлок уехали не на Аляску или еще в какой-нибудь далекий край. К ним можно было ехать на машине. Он поблагодарил доктора и положил трубку.

Когда рассвело, Босх увидел синевато-серую гору, вздымающуюся в дымке за городком и подчеркивающую его ничтожность перед временем и естественным ходом вещей. Глядя на гору Уитни, высочайшую вершину Калифорнии, он понимал, что она существовала задолго до того, как ее увидел человеческий глаз, и будет существовать еще целую вечность после того, как ее станет некому видеть.

Босх проголодался, ему хотелось отправиться в какую-нибудь закусочную, съесть бифштекс с яичницей, но он не покидал своего поста. Из Лос-Анджелеса в Лоун-Пайн люди едут не только потому, что терпеть не могут многолюдье, смог и ритм жизни большого города. Дело еще в том, что они любят эту гору. И Босх не мог позволить себе риска допустить, чтобы Дон и Одри Блейлок ушли на утреннюю прогулку в горы, пока он будет есть. На пять минут Босх завел мотор и включил отопление. Таким образом он грелся, экономя бензин, всю ночь.

Босх наблюдал за домом, ждал, когда там загорится свет или кто-нибудь выйдет взять газету, брошенную из проезжавшего пикапа на подъездную аллею два часа назад. Босх знал, что это не «Лос-Анджелес таймс». Людям в Лоун-Пайн нет дела ни до Лос-Анджелеса, ни до совершающихся в нем убийств, ни до работающих там детективов.

В девять часов Босх увидел, что из трубы дома заклубился дым. Через несколько минут появился мужчина лет шестидесяти в нижней рубашке и взял газету. Он взглянул на машину Босха и вернулся в дом.

Босх понимал, что его машина бросается в глаза, но не собирался прятаться. Он просто ждал. Теперь завел мотор, подъехал к дому Блейлоков и свернул на подъездную аллею.

Когда Босх подошел к двери, мужчина, которого он уже видел, открыл ее раньше, чем он успел постучать.

— Мистер Блейлок?

— Да, это я.

Босх показал ему полицейский значок и удостоверение.

— Можно поговорить с вами и с вашей женой несколько минут? Меня привело к вам дело, над которым я работаю.

— Вы один?

— Да.

— Долго сидели там в машине?

Босх улыбнулся:

— Часов с четырех. Приехал слишком поздно, чтобы снять номер.

— Входите. Кофе у нас сварен.

— Если горячий, с удовольствием выпью.

Блейлок провел Босха в комнату и указал ему на стулья и кушетку возле камина.

— Я схожу за женой и кофе.

Босх подошел к стулу, стоявшему ближе всех к огню. Собираясь сесть, увидел фотографии в рамках на стене за кушеткой. Подошел и стал разглядывать их. На фотографиях только дети и молодые люди. Всех рас. У двоих явно физические или умственные недостатки. Приемные дети. Он вернулся к стулу и сел.

Вскоре появился Блейлок с большой кружкой дымящегося кофе. Следом за ним в комнату вошла женщина. Она казалась немного старше мужа. Глаза у нее были еще заспанными, но лицо добрым.

— Это моя жена, Одри, — сказал Блейлок. — Вы пьете кофе черным? Все полицейские, которых я знал, пили черный.

Муж с женой устроились на кушетке.

— Черный, пожалуйста. Вы знали полицейских?

— Когда жил в Лос-Анджелесе, многих. Я тридцать лет работал в пожарной охране. Уволился начальником депо после беспорядков девяносто второго года. Решил, что с меня хватит. Поступил на работу как раз перед началом волнений в Уоттсе, а ушел после случившихся в девяносто втором.