– Могила, – заверил Конан. – В конце концов, мне жить тоже охота.

– Ладно. К югу отсюда, на берегу реки, находится древний форт. Когда-то это был пограничный форпост – еще до того, как начались офирские войны. В течение многих столетий форт пустует, но до сих пор еще в приличном состоянии. Вот там заложники и сидят под надежной охраной.

– Если мне понадобится туда отправиться, то как твои охранники узнают, что ты разрешил мне укрыться в этом форте? У меня вряд ли будет время послать вперед весточку.

Лисип открыл ящик стола и вынул плоский свинцовый медальон, на котором была выбита фигура химеры.

– Это моя печать. Покажешь ее человеку, охраняющему ворота, и он пропустит тебя.

– Как? Всего лишь один человек, охраняющий ворота? – спросил Конан. – Неужели на подступах не расставлены засады?

– Что? Засады? – удивился Лисип. – Ты это серьезно?

Конану только это и нужно было знать. Взяв печать, Конан сунул ее себе в кошель.

– Очень хорошо. До тех пор, пока твои головорезы не попытаются убить меня, я не выступлю против тебя. Когда же ситуация в городе изменится, мы еще поговорим.

Конан поднялся, затем опять повернулся к Лисипу:

– Да, я слышал, что намечается встреча вожаков.

– Откуда ты знаешь? – спросил Лисип, почти не разжимая губ.

– Бомбас сказал. Он не верит своим псам, считая, что они не смогут обеспечить его безопасность. Поэтому хочет, чтобы в качестве его телохранителя на эту встречу отправился я.

– Хм. В самом деле, такая встреча намечается. Если мне только удастся договориться с остальными паханами. Стало быть, ты на ней будешь?

– Мне за это заплатят, – сказал киммериец. – Но это работенка всего на одну ночь. Это не значит, что я принял сторону жирной свиньи.

– Хорошо. Со мной у тебя проблем не будет. Впрочем, толстяк, похоже, совсем спятил. В городе еще никто не свихнулся в достаточной мере, чтобы нападать на городского голову. Хотя честно тебе скажу, очень хочется.

– Кстати, Максио и в самом деле убил брата Бомбаса? Я слышал, что это произошло здесь, в "Химере".

Массивные плечи слегка колыхнулись. Видимо, это должно было означать недоумение.

– Кинжал и в самом деле принадлежал Максио. Ну а кому какое дело до того, чья рука всадила его? Бурдо был такой же скотиной, как и его братец Бомбас. Вообразил, что, поскольку у нас договоренность с городским головой, ему, Бурдо, позволено вытворять здесь все что угодно и никому не платить. И что при этом даже здесь, в Дыре, он будет в безопасности. И в том и в другом он заблуждался, особенно касательно последнего.

– Ладно, я это учту, – сказал Конан. – В самом деле, здесь никто не находится в безопасности.

– Никто, – подтвердил Лисип.

С тем киммериец и ушел, оставив главаря шайки ломать голову над только что услышанным.

Вернувшись в гостиницу, Конан направился к стойке, заказал себе эля. Вместе с кружкой бармен подал ему и сложенный листок бумаги:

– Попросили отдать тебе сегодня после полудня. Принес тюремщик.

От бумаги слегка пахло лавандой.

Конан развернул листок и прочел. Тонкой заморийской вязью было написано: "Воистину, твой дар был щедрым. Большего от тебя я и просить не вправе. Но все-таки скажи, когда ты меня отсюда вытащишь?" Усмехнувшись, киммериец скомкал листок и бросил его в очаг.

Допив пиво, Конан вышел во двор, где взял факел и зажег его от другого, уже горевшего. Поднимаясь по лестнице, он заметил, что там что-то изменилось. Наклонившись и поднеся факел к ступенькам, Конан убедился, что был прав. На ступеньках расплывались пятна только что пролитой крови.