Робин и его друзья часто вспоминали эту историю, она случилась в тот же год, что и расстрел «бунтовщиков» и затихла только когда появились большие проблемы. Но теперь она, почему-то всплыла в голове МакКларенса, который, спустя сорок лет вспомнил деталь, на которую не обратил внимания тогда. Вместе с пострадавшим парнем и вышибалами на берегу был еще кто-то третий. Взрослый и крепкий, полноватый, немного сутулый, с блестящей лысиной. Он быстро появился и также быстро исчез в темноте, когда жертву выводили из воды, но одно сейчас Робин помнил отчетливее событий вчерашнего дня: он тоже был полуголый.

МакКларенс тряхнул головой. Не стоило большого труда догадаться, что мог делать голый мужчина с голым мальчиком на пляже, в темноте. Эта мысль как острая боль пронзила его голову, и он наклонился вперед. Сколько было таких мальчиков? Сколько их сейчас?

Я не помнил, как добрел до барака, как пытался убежать от страшного видения. Надо мной стояли Люк, Саймон и Дед. Я был удивлен не меньше, чем сну, от которого только что очнулся.

— Люк? — Хрипло произнес я. — Ты … Как ты?

Люк улыбнулся.

— Как я? Это ты отключился посреди площади.

Так вот в чем дело. Я снова потерял сознание. Странно, но в этот раз я не видел ничего нового, а старые сны остались туманным облаком в голове. Я попытался привстать, но Саймон остановил меня, снова силой укладывая на кровать.

— Лежи, лежи.

Странно, голос был тот же, что и во сне, но не мог же быть тот старик Саймоном. Да и почему он снился мне?

— Что случилось? Как Мартин? Как вы, вообще, сюда попали? — Не мог успокоиться я.

— Меня завербовали. — Люк сел на край моей кровати и подоткнул под меня одеяло.

Я посмотрел на Саймона и Деда.

— Я знаю.

Люк кивнул.

— Ты же не думаешь, что я буду вас сдавать?

Я сомнительно отвернулся, пытаясь уйти от ответа.

— Ты не веришь мне. — Заключил Люк. Он посмотрел на Саймона и тот сел рядом.

— Пойми, Джек, никто не собирается говорить, что Люк чист, но у нет выхода. Во всяком случае, мы знаем, что он будет говорить, а что нет. Но он должен будет им что-то рассказать. Иначе его убьют.

Я испуганно оглянулся на Люка, но тот сидел с непрошибаемым выражением лица, будто уже давно смирился с этим.

— Ты согласился? — Заикаясь, спросил я его.

Он кивнул.

— Сегодня я должен буду рассказать им о реакции на Мартина.

Я скривился, вспомнив замученное тело моего товарища. Такого я не видел никогда. Это было хуже, чем… черт! Да это было хуже, чем все сроки, отбытые всеми воспитанниками за сорок с лишним лет в Обители.

— Как он?

— Отнесли в лазарет, продержав семь часов на улице. Он почти при смерти. — Саймон сжал кулаки в немой ярости. — Наверняка, единственное, что остановило администрацию в их издевательствах.

Я вздохнул.

— Что ты должен будешь рассказать?

Люк встал с кровати и виновато уставился в пол.

— Я должен сдать тебя, Джон.

34

Если когда-нибудь вы испытали чувство безразличия, то вы никогда уже не сможете жить как прежде. Вы можете понять это, только если вам, действительно, хотя бы раз в жизни было по-настоящему все равно. Нет? Вас когда-нибудь окружало чувство отрешенности, когда некто высказывает вам о промахах, о преступлениях, о наказании, о долге, об обязательстве, а вы, будто в другой вселенной, мчитесь со скоростью больше трехсот километров в час мимо остального мира.