Но Рени даже ради спасения собственной жизни не припомнила бы, о чем же тогда шла речь – кажется, о мелком хакерстве. Она мысленно отметила для себя: поговорить с братом.

Но дел было так много, так много. А часов в сутках явно не хватало.

«Вот что мне нужно. – Сонные мысли казались тяжелым грузом, который она так мечтала сбросить. – Не нужны мне ни сеть, ни эффект присутствия, ни картинки высокого разрешения. Мне нужно только время».

* * *

– Теперь я вижу, – произнес Ксаббу, с подозрением оглядывая далекие снежно‑белые стены симуляции. – Но все равно не понимаю. Это не  реальность?

Рени обернулась к нему. Хотя ее собственное обличье было едва человекоподобным, новичков почему‑то успокаивала иллюзия нормального общения. Симулоид Ксаббу представлял собой серую марионетку с красным Х на груди – знак новичка. Из уважения к его чувствам Рени нарисовала на собственном отражении алую букву R.

– Не хочу показаться грубой, – осторожно ответила она, – но я не привыкла проводить такие занятия со взрослыми. Так что не обижайся, если я начну говорить совершенно очевидные вещи.

Лица у симулоида не было, а значит, отсутствовало и его выражение, но голос Ксаббу был легок.

– Меня обидеть нелегко. Я знаю, что я странный тип, но в болотах Окаванго сетевого доступа нет. Так что учите меня, как ребенка.

Рени снова попыталась представить, что же скрывает от нее Ксаббу. Ясно было, что у этого человечка имеется немало очень странных связей – никого другого не зачислили бы в политех на усложненные курсы сетевиков при отсутствии элементарных знаний. Это все равно, что посылать человека на литературный факультет учить азбуку. Но он был умен, очень умен: при его маленьком росте и странной, формальной манере речи очень легко было думать о нем как о ребенке или idiot‑savant [6].

«Интересно, – подумала Рени, – а сколько бы я протянула голой и безоружной в пустыне Калахари?» Скорее всего, недолго. Мир не ограничивается сетью.

– Ладно. Основы компьютерной техники и программирования тебе знакомы. Теперь насчет твоего вопроса о реальности. Это сложный вопрос. Яблоко реально, верно? Но рисунок яблока – это не яблоко. Он похож на яблоко, он заставляет вспомнить о яблоках, можно даже предпочесть одно нарисованное яблоко другому, но попробовать ни одно из них нельзя. Картинку не съешь – во всяком случае, это не то же, что съесть яблоко. Это лишь символ реальности, несмотря на все его сходство с ней. Понимаешь?

Ксаббу рассмеялся.

– Пока понимаю.

– Различие между воображаемым предметом – понятием – и реальностью было когда‑то довольно четким. Даже самое реалистичное изображение дома – еще не дом. Можно представить себе, как он выглядит внутри, но зайти в него нельзя. Картина не воспроизводит ощущения, связанные с настоящим домом. Но если ты можешь создать нечто, что выглядит, пахнет, ощущается как настоящий предмет, но им не является – что тогда? Это картинка или реальность?

– В пустыне Калахари есть места, – медленно произнес Ксаббу, – где ты видишь воду, много пресной воды. Подходишь – и она исчезает.

– Мираж. – Рени взмахнула рукой, и в дальнем конце симуляции появилась лужа.

– Мираж, – согласился Ксаббу. На иллюстрацию он не обращал внимания. – Но если ее можно коснуться и намокнуть, если ее можно выпить и утолить жажду – разве это не будет  вода? Трудно представить себе что‑то одновременно призрачное и настоящее.

Рени подвела его к созданной ею луже.

– Посмотри. Видишь наши отражения? Теперь гляди.