Она отчаянно мечтала о выздоровлении брата, но еще больше боялась, как бы ему не стало хуже. А потому горе и облегчение смешались в ее душе, когда она своими глазами увидала Стивена, лежащего на кровати все в той же позе, и мониторы, чьи показатели к этому времени были знакомы ей, как собственный адрес.

«О Боже. Маленький мой мужчина…» Такой крохотный на этой огромной кровати. Как может быть столь тихим, неподвижным такой сорванец, как Стивен? И почему она, кормившая его, защищавшая, укрывавшая одеялом на ночь, бывшая ему матерью во всех значениях этого слова, кроме биологического, – почему она не может ничем ему помочь? Невероятно. Но это – реальность.

Она села на краешек кровати, вложила руку в перчатке в другую перчатку, побольше, вплавленную в материал защитной палатки. Осторожно раздвинув пальцами паутину проводов, оплетавшую датчики на черепе, она провела пальцами по знакомому и любимому лицу, по крутому лбу, по курносому носу. Это предельное отчуждение отзывалось в Рени странной ностальгией. Так они могли бы встретиться в ВР – да хотя бы во Внутреннем Районе…

Цепочку воспоминаний прервали чьи‑то шаги. Сама одетая в энкостюм, Рени все же подскочила, увидав на пороге палаты белый призрак.

– Извините, что напугала вас, миз Сулавейо.

– А, это вы. Есть перемены?

Доктор Чандхар наклонилась, разглядывая панели мониторов, но даже Рени понимала, что ничего нового узреть ей не удастся.

– Боюсь, все так же. Простите.

Рени пожала плечами – жест смирения; как говорили тяжесть под ложечкой, жар подступающих слез – ложного. Но плакать бесполезно. Только лицевое стекло запотеет.

– Почему никто не хочет мне сказать, в чем дело?

Доктор покачала головой – вернее, помотала шлемом энкостюма.

– Вы же образованная женщина, миз Сулавейо. Иногда медицина не может дать ответов – только догадки. А сейчас у нас и догадок нет. Но все может измениться. По крайней мере, его состояние стабильно.

– Стабильно! Да, как у кактуса в горшке!

Слезы все же хлынули. Рени снова повернулась к Стивену, хотя из‑за слез не видела ничего.

Пластмассовая, нелюдская рука коснулась ее плеча.

– Простите. Мы делаем все, что можем.

– Это что? – Рени очень старалась, чтобы голос ее не дрожал, но не хлюпать носом не получалось. Черт, да как же высморкаться в этом клятом костюме? – Скажите мне, что именно вы делаете? Помимо того, что ставите на солнышко и поливаете вовремя.

– У вашего брата редкий случай, но не уникальный. – Голос доктора Чандхар приобрел особенную интонацию – «для разговора с трудными родственниками». – Были – и бывают до сих пор – дети, без видимых причин впадавшие в подобное коматозное состояние. Некоторые из них самопроизвольно выздоравливали: в один прекрасный день просыпались и просили поесть.

– А остальные? Те, что не  встали и не потребовали мороженого?

Доктор сняла руку с плеча Рени.

– Мы стараемся по мере своих сил, миз Сулавейо. А вы не можете помочь нам ничем, кроме того, что и так делаете – приходите к Стивену, чтобы он ощущал ваши прикосновения и слышал знакомый голос.

– Я знаю. Вы говорили мне. Это значит, очевидно, что мне следует говорить со Стивеном, а не доставать вас. – Рени судорожно перевела дыхание. Слезы перестали течь, но капельки еще оседали на лицевом стекле. – Я не хотела срывать на вас злость, доктор.