– В последние месяцы нам приходится особенно нелегко. Я порой сама удивляюсь, зачем пошла в медицину. – Доктор Чандхар повернулась к выходу. – Но приятно, когда ты кому‑то помогаешь, а у меня это иногда выходит. Это большое счастье, миз Сулавейо. Надеюсь, мы разделим его, когда Стивен к нам вернется.

Рени смотрела, как удаляется по коридору белесая фигура. Потом дверь закрылась. Больше всего Рени бесило, что хотя она просто мечтала сорвать на ком‑то свою ярость, найти козла отпущения, это не получалось. Врачи действительно делали все, что могли. Несмотря на бедность, в больнице провели все тесты, которые могли хотя бы намекнуть на причину загадочной хвори Стивена. Но причин не было. Не было и ответов. И некого винить.

«Кроме Господа Бога, – подумала Рени. – Может быть». Но от этого проку не будет. Да еще, быть может, Длинный Джозеф Сулавейо причастен к этому каким‑то боком.

Рени снова дотронулась до лица Стивена. Она надеялась, что где‑то внутри этого бессознательного тела он может слышать и чувствовать ее даже через два слоя пластика.

– Я принесла книгу, Стивен. На сей раз не из моих, а из твоих любимых.

Рени грустно улыбнулась. Она всегда пыталась заставить его читать африканские книги – рассказы, книги по истории, сказки племен их предков, – хотела, чтобы он гордился своим наследием в мире, где подобные бастионы быстро сокрушал неумолимый, как ледник, поток культуры «первого мира». Но вкусы Стивена в этом направлении не распространялись.

Она включила свой пульт, увеличила шрифт, чтобы читать не напрягаясь, убрала картинки: она не хотела их видеть, а Стивен не мог.

– Это «Сетевые сыщики», – сказала она и начала читать: – «Гиперблок Малибу перекрыт полностью», – воскликнул Маскер, вламываясь в дверь и отпуская скимдоску в соседнюю комнату с удивительной для него небрежностью. Пристраиваясь на полке, «Зингрей‑220» сбил несколько других досок, но Маскер даже не обратил внимания – так потрясла его новость. «У них пребольшие распознатели на каждой вточке».

«Это тяжелая гнусновость!», – ответил Ковш, отпуская голобликующий пульт парить в воздухе и поворачиваясь к своему взволнованному приятелю. – «Должно быть, там большие проблемы – на два входа!»

– Если бы ты пошел его навестить!..

Длинный Джозеф стиснул голову руками, словно пытался защититься от шума.

– Я же ходил, нет?

– Два раза! Ты был там два раза: в тот день, когда его туда отвезли, и когда доктор вытащила тебя на конференцию.

– А что ты еще хочешь? Он болен. Думаешь, я туда должен каждый день шляться, как ты? Он все равно болен. Сколько ни ходи, лучше ему не станет.

Рени внутренне кипела. Как можно быть настолько невыносимым?

– Папа, он твой сын. Он ребенок. Он лежит в этой больнице, один…

– И ни хрена не слышит! Я ходил, говорил с ним, и ни хрена он не слышит! Что попусту языком трепать? А ты ему еще книжки читаешь…

– Может быть, знакомый голос поможет ему вернуться. – Рени примолкла, мысленно моля Господа ее доверчивого детства дать ей сил – Господа, который милосерднее, чем тот, в какого она могла бы поверить теперь. – Папа, может, ему как раз и нужно слышать твой  голос? Так сказал доктор…

Глаза Длинного Джозефа забегали, будто он искал выход, лицо хищно заострилось.

– Это что за ересь?

– Стивен с тобой поссорился. Ты на него накричал, сказал, чтобы он не возвращался больше. А теперь с ним что‑то случилось, и может быть, где‑то в глубине сна он боится возвращаться.