«У нас в горах». Мак-Грегор невольно с грустью усмехнулся. Не одному ему, а тысяче подслушивающих сейчас ушей понятен намек Джамаля.

— Я тревожусь за тебя, — продолжал Джамаль.

— Я приеду, повидаемся, — сказал Мак-Грегор. — Не слишком тревожься, Джамаль. Все будет хорошо.

— Прошу тебя! — снова воззвал Джамаль. — Береги себя, прошу.

— Ну, разумеется. «Пройду, не смяв и лепестка», — пообещал Мак-Грегор.

Поделились семейными новостями, и Джамаль сообщил, что дочурка его лепит чудесных зверюшек из английского пластилина.

— У меня на окне целый зоопарк, да только у слонов хоботы все отваливаются, а у обезьян — хвосты, — со смехом сказал Джамаль. Опять повторил поздравления, и опять, и наконец после многократного обмена персидскими изъявлениями взаимной любви, уважения, веры Мак-Грегор положил трубку.

— Ну, ничего такого? Все в порядке? — спросил Эндрю.

— Да. Все в порядке, — кратко ответил Мак-Грегор.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Это был последний день его в Париже; он отправился в агентство Британской авиакомпании за билетом, и Эндрю пошел вместе с ним. Ночью дважды гремели взрывы в конце улицы, и на левом берегу не улеглись еще ночные гулы.

Вручая Мак-Грегору билет, клерк сказал, что автобус отправится в Брюссель в девять утра от гостиницы «Континенталь».

— Но советую — поменьше багажа, — предупредил клерк. — Места в автобусе мало.

Возвратились домой, и Мак-Грегор написал Сеси короткое письмо, велел слушаться маму. Подошло время ленча, а Кэти не было, и Мак-Грегор спросил сына, молчаливо наблюдавшего за ходом родительской ссоры:

— Куда бы нам сходить поесть?

— Дожидаться выступления де Голля лучше всего будет в «Ротонде».

Но оказалось, что «Ротонда» теперь — полуресторан-полукинотеатр. Пошли поэтому в «Купол», сели там на кожаных банкетках. Было начало третьего, а речь де Голля — в четыре, но «Купол» уже перекипал от ожидания.

— Ты читал роман Золя «Париж»? — спросил Мак-Грегор сына.

— Нет, только предисловие Гюго, нам его в лицее задавали.

— Золя, должно быть, вдохновлялся здесь, в «Куполе», — сказал Мак-Грегор.

Принесли заказ. Мак-Грегор успел уже забыть, что заказал, и удивился, увидев перед собой на тарелке форель. Вокруг ели, разговаривали, спорили. Эндрю все поглядывал на часы, и вот официант включил радио. Шансонье допел «Мари», затем торжественным предвестием прозвучала классическая увертюра, и наконец раздался старозаветный, гневный, металлический голос де Голля, обращающийся к француженкам и французам.

Президент объявил, что не уйдет в отставку. И что правительство не уйдет в отставку. Выбор у нации лишь между ним и коммунистами. Но коммунистический путь — не для Франции. Он предлагает парламентские выборы и референдум. В случае же отказа употребит силу власти для восстановления порядка в стране. «Силу власти» — раздельно и гулко прозвучали слова. Впредь до выборов Национальное собрание распущено. И на этом президент поставил точку.

«Купол» зашумел. «Восемнадцатое брюмера!» «Второе декабря!» «Тринадцатое мая!» Волнение вокруг напоминало переполох на фондовой бирже.

— Куполянам не по вкусу. Они возмущены, — заметил Эндрю.

— По вкусу им или не по вкусу, разница невелика, — сказал Мак-Грегор. — Все кончено.