Лет тридцати пяти. На узком лице близко к сломанному носу глубоко посаженные светло‑голубые глазки. Могучая челюсть и длинный шрам на левой щеке. Он направился прямо к геологу.
– Так это вы новый босс? Сразу из детского сада? Так вот, со мною держите себя потише. Я – Ван Донган! Мне наплевать на всяких там ваших покровителей: я не позволю, чтобы мною командовал какой‑то желторотый. Запомните это, повторять не стану!
Он резко повернулся и, направившись в дальний конец бара, уселся там в стороне ото всех.
– Что это еще за субъект? – спросил Тераи соседа.
– Он открыл рудник Магрет, пока что самый богатый. До вашего прибытия считался большой лягушкой в нашей маленькой луже. И постарается таковой остаться.
– И может в этом преуспеть?
– Да, черт побери! К несчастью, может.
– Похоже, вы его не очень‑то жалуете.
– Его никто не жалует, эту скотину. Он силен как бык и избивает до полусмерти всех, кто ему противится. Вы тоже видно не из слабеньких, но вряд ли имеете такой опыт, как он. Главное: для Голландца нет запрещенных приемов. Вернее, он только и пользуется запрещенными!
Тераи пожал плечами: поживем, увидим.
В бар вошел старик с красным носом и глазами пьяницы. Его когда‑то великолепный комбинезон изыскателя совершенно выгорел и был вытерт до дыр, каждая из которых свидетельствовала о нищете хозяина… или о полном безразличии ко всему и вся.
– А это кто?
– Старина Мак‑Грегор. Пьет мертвую. А жаль. Ведь это он первым высадился здесь двадцать лет назад и обнаружил первые месторождения. Прекрасный инженер, первый здешний директор. А теперь…
Механик приумолк, затем продолжал:
– И все‑таки он прекрасный человек, а когда трезв – настоящий кладезь самых разных сведений об Офире. Он единственный, кто знает язык стиков, единственный, кто может с ними свободно говорить.
– С чего же он так спился?
– Никто не знает. Одни говорят, что он не может смотреть, как компания обращается со стиками, другие – что у него свою любовная драма, третьи – что с ним в горах случилась какая‑то странная история, после которой он слегка тронулся. ММБ продолжает ему выплачивать жалованье, потому что никто не знает Офир лучше, чем он. Но в последнее время он так часто напивается, что вряд ли это протянется особенно долго.
Мак‑Грегор заказал еще одно виски. У него было мрачное опьянение, каждый раз он долго смотрел на свой стаканчик и потом подносил его ко рту и выпивал до дня большими глотками. Никто, казалось, не обращал на него внимания. Лапрад снова заговорил с соседями, пытаясь по их рассказам составить себе представление об условиях работы, об опасных животных и растениях, узнать о труднопроходимых тропах. Мак‑Грегор подошел к стойке за новым стаканчиком виски. Он увидел Тераи, внимательно вгляделся в него и пробормотал:
– Ах это ты, тот самый? Значит, мне осталось уже недолго…
И он, пошатываясь, двинулся к своему столу.
– Что он хотел сказать?
– Да так, ничего, – ответил механик. – просто он с причудами. Говорит, что точно знает день своей смерти. Особенно когда выпьет, как сегодня…
Его прервал глухой удар и последовавший за ним крик. Тераи обернулся. Мак‑Грегор лежал на полу с окровавленным лицом, а над ним со сжатыми кулаками склонился Голландец.
– Что, получил, проклятый пьянчуга? Может, хочешь еще? – Голландец выпрямился с холодной усмешкой. – Пьяный боров толкнул меня, вот я и преподал ему урок. Кто‑нибудь имеет что‑нибудь против?
Послышались невнятные голоса, глухой ропот, который быстро стих. Лапрад пожал плечами. В конечном счете это его не касалось. Тем не менее он подошел к Мак‑Грегору, чтобы помочь ему подняться. |