– Расскажи мне о твоем народе, – сказала Мэгги, прильнув к нему, когда он обнял ее за талию. – Я должна так много узнать…

– Мы ведем простую жизнь и мы счастливы, – сказал Соколиный Охотник, мечтательно глядя в огонь. – Но очень давно, до того, как пришли белые люди, наш народ был намного счастливее. Их сердца пели каждое утро, когда они вставали, поскольку страна была богатой. Страна принадлежала им. Было много травы для их лошадей и для всякой дичи, чтобы сделать ее жирной. Было все, чтобы заставлять радоваться сердце арапахо.

Он замолчал, и она заметила, что его глаза погрустнели. Вскоре он продолжил говорить, но на этот раз голос его звучал монотонно.

– А затем, это тоже было давно, когда пришли белые люди, все начало меняться для всех индейцев, – сказал он. – К этим белым людям отнеслись по-доброму, однако попросили, чтобы они ушли. Но они не ушли. Они остались. Их пришло больше. Они истребили бизона. Они выжгли траву. Они вырубили деревья и изрыли землю. Тогда мы попытались бороться с ними. Ничего хорошего из этого не вышло. Было слишком много белых людей, слишком много ружей. Когда индейцы убивали хотя бы одного бледнолицего, белый человек приходил к ним и убивал многих индейцев.

Соколиный Охотник поднял вверх свои руки, как бы прикладывая свои большие пальцы к листу бумаги.

– Это был грустный день, когда наш народ, арапахо, был вынужден отказаться от прав на свой дом, свою страну и независимость и согласиться никогда не вступать в борьбу с белым человеком.

Он повернул к Мэгги свои темные глаза.

– Здесь, куда мой народ, скитаясь, однажды пришел по доброй воле, нас теперь держат в заточении, под военной охраной, – сказал он, стиснув зубы. – Разве это не один из видов тюрьмы? Неужели не понятно, почему у индейцев в крови ненависть к большинству белых людей? Почему мои предки были столь воинственны?

Стыд охватывал Мэгги при мысли о том, что причинили ее предки не только арапахо, но и всем индейцам. Она содрогнулась в объятиях Соколиного Охотника.

– Как ты можешь любить меня? – воскликнула она. – Я белая. Мой ребенок белый. Мои предки, возможно, были среди тех, кто вынудил вас жить такой жизнью.

Соколиный Охотник немного отклонился и взял ее лицо в свои руки.

– Моя женщина, ты белая, но это произошло помимо твоей воли, – сказал он тихо. – Я искренне верю в то, что, если бы у тебя был выбор, когда ты еще была в утробе матери, ты бы предпочла родиться арапахо! Коли бы это было не так, ты бы не приняла в такой степени Соколиного Охотника и его убеждения! Разве это не так, моя женщина?

– Да, – прошептала она и нежно улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – Возможно, кто-то давным-давно и моей семье был арапахо. Разве не было бы прекрасно, если бы обнаружилось, что моя прабабка или прадед любили индейца так же, как и я?

Соколиный Охотник улыбнулся ей в ответ и снова нежно привлек ее в свои объятия.

– Да, это хорошая мысль, но ее доказать невозможно, – сказал он. – Просто мы должны быть довольны тем, что ты такая, и неважно, что сотворило такими твое сердце и душу.

Соколиный Охотник пальцем приподнял ее подбородок и нежно поцеловал.

Однако ему следовало подумать о том, как убедить своего деда! Хоть тот и разрешил Соколиному Охотнику поступать по велению сердца, он знал, что дед не испытывал радости от того, что дорога привела Соколиного Охотника к белой женщине. Для Соколиного Охотника было важно, чтобы его дед искренне принял эту женщину, которая скоро станет его женой. Чувства деда были важны для Соколиного Охотника.

Соколиный Охотник видел по глазам деда, что он не одобряет Мэгги.