— Мама-а-а!..

Бросив любопытный взгляд на Джона, мать Ребекки направилась к дверям.

— Они совершенно неугомонные. Я привезу Эсме назад к шести.

— Спасибо, Пэм.

Виктория проводила свою приятельницу, и Джон слышал, как хлопнула дверца машины и заурчал мотор. Когда Виктория закрыла за собой дверь, они какое-то время молчали. Наконец, сдув падавшую на глаза легкую прядку волос, она улыбнулась ему:

— Вот так.

Она была взволнована и полна жизни и выглядела совсем как та Тори, с которой он познакомился шесть лет назад. И он почувствовал внезапное желание прижать ее спиной к двери и запечатать ей рот поцелуем. Господи, всего один поцелуй… это все, чего он хотел. Просто чтобы убедиться, что эта новая, сдержанная Тори обладает той же невероятной страстностью, которую он помнил все эти годы. Сердце бешено заколотилось в его груди, и он решительно шагнул вперед.

Легким движением руки она отбросила волосы назад.

— А теперь скажи мне, почему ты пришел в таком плохом настроении.

Он вздрогнул и вернулся в настоящее.

— Что?

— Когда ты вошел, то выглядел ужасно сердитым. Но когда увидел меня и Эсме, сразу повеселел, что само по себе очень мило.

«Окей. Поговорим о делах». Он резко отступил назад. И правда, что это ему взбрело в голову? Черт, его держали здесь профессиональные обязательства. И все же…

— Что значит это «мило», дорогая?

— О, не цепляйся к словам. Мило — значит мило, Мильонни. На какой-то момент мне показалось, что ты дилер, который пришел, чтобы продать нам автомобиль.

— Что? — Он снова подался вперед. — О чем ты?

Она тоже сделала шаг вперед, дерзко вздернув подбородок.

— О чем я?

— Черт побери, когда я перешагнул твой порог, ты встретила меня такой убийственно холодной улыбкой, что обоим стало ясно, как было бы хорошо, если бы ты обратилась к кому-то другому, а я был бы в каком-нибудь другом штате, и чем дальше, тем лучше. Поэтому к чему это все?

— Я имею в виду хорошие манеры.

— Гм… позволь мне говорить напрямик. Когда ты соблюдаешь формальности, ты воплощение этикета, но когда я пытаюсь быть любезным, то я продавец машин? — Он передернул плечами. — Где справедливость?

Он никак не ожидал получить в ответ широкую очаровательную улыбку.

— Нет, не так, просто когда я одна соблюдаю формальности, то это естественно. Тебе же лучше держать свои чувства ко мне при себе.

Черт! Он снова смерил расстояние между ними, подумав, что прижать ее к этой двери было не такой уж плохой идеей. А если зарыться пальцами в ее волосы, целовать ее губы… Черт побери, это переходит все границы!

Засунув руки в карманы свободных брюк, он сделал большой шаг назад, словно они были два партнера в танце, которые то сходятся, то отступают друг от друга.

— Ты хочешь знать, что задело меня?

— Да. Если ты хочешь рассказать мне.

Лучи солнца, проникая сквозь большие стеклянные двери, освещали ее глаза, высвечивая золотистые искорки в их зеленой глубине. Испытывая внезапное желание дать волю чувствам, он снова шагнул назад, желая обезопасить себя от чего-то непоправимого, о чем они оба пожалеют, и спокойно произнес:

— У меня был разговор с главным детективом. Он не собирается никого искать, так как у него прекрасная возможность повесить все на твоего брата.

Это помогло ему обрести дистанцию, которой он добивался, но, видя, как веселость исчезла с ее лица, он пожалел о сказанном.