Он замолчал. Потом положил руку на плечо миссис Миллер.

— Ручные гранаты, — прошептал он, словно поверяя ей страшную тайну. — Ручные гранаты способны творить чудеса, это все, что я могу сказать.

Капитана охватил приступ хохота, оказавшийся слишком большим напряжением для старческого тела. Он свистел и хрипел, его лицо налилось кровью, вены на висках набухли. Так он и сидел, хрипя от восторга. Мы немного подождали в надежде, что он придет в себя, а потом ушли, не попрощавшись. Даже на площади мы все еще слышали его хохот. Словно лошадь сошла с ума.

— Врет, как по писаному, — сказала миссис Миллер. — Но он единственный, кто в этом участвовал.

— Это было в тридцать восьмом году? — спросил я. Миссис Миллер кивнула. — Двадцать первого мая?

— А вы откуда знаете? — Она уставилась на меня.

У меня вдруг сделалось превосходное настроение, и я чуть было не похлопал ее по плечу. Она это заметила и на шаг отступила от меня. Дело в том, что на другой стороне площади сидели индейцы, среди них и мой знакомый, Рычащий Лев, или, возможно, Белая Белочка, которого капитан Бриггс, если только это был он, действительно сильно покалечил. Они собрались раньше, чем вчера, а может, всегда просиживали полдня на месте своего поражения.

Волоча за собой миссис Миллер, я медленно направился через площадь, а индейцы, один за другим, так же размеренно шли нам навстречу. Теперь, при свете дня, я смог рассмотреть их лучше, чем вчера. Четыре индейца и белый. Они выглядели ужасно. Один — настоящий ошметок мяса, который и ходить-то мог только потому, что в его мире законы гравитации и нашей медицины больше не действуют. В угодьях Вечной Охоты могут ходить и безногие, обрубки их окровавленных ног парят низко над землей. У второго была разбита голова. Третий индеец и вождь — более или менее целые. У всех в волосах торчали перья, лица раскрашены всеми цветами, какие только есть на свете. Кровь на них была свежей и красной, словно их только что ранило. Зверобой тоже был с ними. И ему досталось. Лицо изуродовано так, словно он выдержал десять раундов на боксерском ринге, причем, в отличие от противника, руки у него были связаны за спиной.

Вот они подошли к нам так близко, что Рычащий Лев поднял руку и остановился. Сразу же остановилась и вся группа. Мы тоже встали, правда, миссис Миллер только потому, что я потянул ее за руку. Если бы я не притормозил ее, она врезалась бы в вождя. Они стояли и смотрели на нас, непостижимые даже в смерти. У Зверобоя были такие заплывшие глаза, что, скорее всего, он ничего не видел. Все пятеро стояли в ряд по ту сторону странного земляного возвышения, мы — по эту.

— Приветствую тебя, Бегущий Олень, — произнес вождь.

Я наклонил голову:

— И я приветствую тебя, Рычащий Лев. И всех вас, смелые воины племени навахо. И тебя тоже, Бледнолицый.

— Я не понимаю языка навахо, — прервала меня миссис Миллер. — Я уже говорила вам об этом в «Медведе».

— Пожалуйста, следующие пять минут не удивляйтесь ничему, — попросил я, разумеется, по-немецки. — Совсем ничему. Обещаете?

— О'кей, — ответила миссис Миллер. Она уперла руки в бока и смотрела на меня, сощурив глаза так, что они превратились в щелочки.

Я снова повернулся к вождю.

— Великий Маниту так решил, — начал я, вспоминая учебник Гуссена «Говорите, читайте и пишите на языке навахо». В нем была глава «Как заговорить на щекотливую тему?». — Он хочет, чтобы я поговорил с тобой о битве при Уиндоу-Роке, ведь все вы — герои этого сражения.