– Сегодня у нас мороженое.

Она невольно бросила взгляд на этикетки с маркой изготовителя. И осталась довольна.

– Следовательно, вы сплавляли эти татуировки вовсе не Малоссену, а тому, другому, кто вам о нем рассказывал.

В тот день они съели по порции мороженого, не разбавив свое молчание более ни словом.

– Значит, Малоссена вы не знаете. Вы его сдали вместо кого-то другого, того, кому вы поставляли свои татуировки и кто знает его. Вот здесьто вы и прокололись, Мари-Анж. Раз он знает Малоссена, этот другой, и знает очень хорошо – от собаки и до младших сестер, – мы его быстро отыщем.

Она поставила чашку, не допив.

Титюс, напротив, выцедил и сахар со дна своей.

– Это была ваша инициатива, скажете, нет? Он не давал вам распоряжений насчет Малоссена, этот другой, на тот случай, если вас заметут. И он был прав. Тем самым, Мари-Анж, вы нам не тропинку показали, а целую магистраль.

И, уже перед тем как выйти, вспомнил:

– Держите. Это от жены.

Он положил три шелковых прямоугольника на ее ложе Правосудия.

– Тогда я подумал вот о чем. Если вы способны на такое ради этого везунчика, значит, вы можете пойти и гораздо дальше.

Ей ничего не оставалось, как решительно продолжать пить свой чай и заедать пирожными, облизывая кончики пальцев.

– Например, взять его вину на себя.

Тут она поспешила отставить чашку с блюдцем, пока они не задрожали в ее трясущихся руках.

– Вы не хирург, Мари-Анж. Это не вы.

Глаза ее по-прежнему ничего не выражали, но вот руки… она не знала, куда их девать. Она стала их вытирать о батист салфетки.

– Это он – хирург. Тот, другой. Это ему вы везли тело Шестьсу в ту ночь, когда вас приперли. План Бельвиля на коже человека: отличный подарочек для любителя. Это был его день рождения или что?

Титюс снова наполнял чашку, как только Мари-Анж ставила ее на стол.

– Вы его загонщица, Мари-Анж, вот и все.

И он добавил, почти с симпатией:

– Его любимая загонщица.

Титюс долго качал головой.

– У этого мерзавца в жилах сопли, наверное!

Инспектор Адриан Титюс охотно разделил бы это мнение. Но инспектор Адриан Титюс мыслил себя рядовым полицейским, живущим прозаической реальностью фактов. Никакого колдовства, Мари-Анж, ты уж извини… Вся его осведомленность, его дедуктивные способности были заложены в анонимном письме, спрятанном здесь, под сердцем, во внутреннем кармане его куртки.

О чем говорилось в этом письме?

О том, что Титюс пересказывал теперь своими словами Мари-Анж.

К сожалению, должен вам сообщить, что в лице мадемуазель Мари-Анж Куррье вы держите под стражей самую выдающуюся лгунью ее времени. В ее словах нет ни капли правды. Она не повинна ни в одном из преступлений, которые себе приписывает. Обманывая вас, она преследует одну цель: скрыть настоящего преступника.

Если через две недели (считая с даты на почтовом штемпеле) вы не вернете мне мою обманщицу, ждите новых жертв, и на этот раз я начну с вас, с полицейских. Вы себе не представляете, как я соскучился по моей обманщице. Правда жизни так угнетает, господа… И раз уж вы так дорожите этой своей правдой, я предлагаю вам ее в обмен на мадемуазель Куррье. Полное и обстоятельное признание. Таковы условия сделки: освободите ложь – и вы получите правду. А будете держать ее за решеткой, я стану косить ваши ряды. Сразу по истечении назначенного срока.

Можете рассматривать это письмо как ультиматум.

– Это он вас одевает?

Да, этот розовый костюм – от него, и она носила его, только чтобы сделать ему приятное.

– А перманент? Тоже? Его идея?

Шлем респектабельности на озорной головке шлюхи.