К у д р и е. Понятно.

Л е ж а н д р. Я весьма удручен происшедшим.

К у д р и е. Удручен? Бог мой, да почему же?

Л е ж а н д р. То есть… я хочу сказать, что это не по моей инициативе…

К у д р и е. Ни секунды в этом не сомневаюсь, Ксавье. И что? Нашли что-нибудь новенькое?

Л е ж а н д р. Не совсем. Но есть серьезные упущения, темные пятна, так сказать…

К у д р и е. Например?

Л е ж а н д р. Самоубийство дивизионного комиссара Серкера, несколько лет назад. В тот момент Малоссен как раз находился в доме архитектора. Есть и свидетели из его сослуживцев по отделу.

К у д р и е. Что-нибудь еще?

Л е ж а н д р. Отец, поверьте мне…

К у д р и е. Что-нибудь еще, Ксавье?

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. …

Л е ж а н д р. Дело с бомбами в Магазине. Никакого следа виновника в ваших отчетах. А Малоссен оказывался на месте преступления каждый раз, когда совершалось очередное убийство. Шесть трупов, отец!

К у д р и е. Дальше?

Л е ж а н д р. Отец, прошу вас, список длинный, а у меня времени в обрез, честное слово.

К у д р и е. …

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. …

Л е ж а н д р. …

К у д р и е. …

Л е ж а н д р. Послушайте, отец, я постараюсь сделать что смогу, но и вам необходимо понять одну вещь: времена изменились. За последние годы накопилось слишком много «дел», слишком много преступников скрыто или чудесным образом ушли от наказания. А это не только дискредитирует наше учреждение, но ставит под угрозу сами демократические устои нашего общества… Все должно быть прозрачно…

К у д р и е. Как вы сказали?

Л е ж а н д р. Что именно?

К у д р и е. Это последнее слово…

Л е ж а н д р. Прозрачно?

К у д р и е. Да, прозрачно. Как это? Объясните.

Л е ж а н д р. …

– Отец…

– Подождите и дайте мне договорить, я сейчас оказываю вам неоценимую услугу. Или вы думаете своим детским лепетом изменить нравы этой страны? Человеческая правда непрозрачна, Ксавье, вот в чем истина! А вы со своей прозрачностью просто смешны! Бросаться новыми словами, этого мало, мой зять! Чтобы избежать больших проблем, нужно нечто большее…

Дивизионный комиссар Кудрие осекся.

– Кофе-то хоть есть в вашей конторе? Нет? Вы исключили и мою кофеварку заодно со всем прочим? Найдите мне кофе! Нет, два. Вы тоже выпьете, вместе со мной! Без сахара!

Распоряжение прошло по диктофону. Где-то в щелку автомата упала монетка.

Взгляд тестя пылал.

– Вы воображаете, что мы с вами непохожи, Ксавье? Вы думаете, что, когда я впервые увидел этого Малоссена у себя в кабинете, моя реакция чем-то отличалась от вашей? Какая удача! Настоящий серийный убийца! Скоро я буду сидеть по правую руку от министра! Ведь именно это занимает вас сейчас больше всего, разве нет? Кресло замминистра… ну скажите, что это не так!

Дивизионный Лежандр прищурился.

– Что это за лампа у вас на столе?

– Галогенная.

– Галогенная… Вам темно, обычного света уже недостаточно? Mehr Licht, MehrLicht больше, больше света, господин германист? Допустим. За кого вы будете голосовать?

– Что, простите?

– На президентских выборах. За кого вы будете голосовать?

Допрашиваемый по всем темам внезапно размножившимися тестями, дивизионный комиссар Лежандр судорожно хватал воздух, ожидая, когда откроется второе дыхание. Кофе прибыл как нельзя более кстати, возвестив гонгом конец этого раунда.

– Выпьем кофе молча.

Они замолчали. Мадемуазель «Кофе, господа» была далеко не Элизабет. У этой мадемуазель юбка едва доходила до ног.

Дивизионный Кудрие поставил пустой стаканчик на стол своего зятя.