Изменить размер шрифта - +
Дюжина праведников в этом вавилонском муравейнике…

– Хорошо. Что от меня требуется?

– Вы их проэкзаменуете.

 

– Есть кто-нибудь?

Запах машинного масла с примесью расплавленной резины.

– Мсье Авернон?

Железная крыша изнывала под натиском палящего солнца.

Когда все вокруг в мертвой неподвижности – замри. Лишь благодаря тому, что Жюли всегда повиновалась этому закону природы, она еще была жива. Жюли застыла. Жара накрыла ее с головой.

Ждать пришлось недолго. Чей-то голос прохрипел как раз у нее над ухом:

– Смотри-ка, какая вояка пожаловала…

Она не обернулась.

– Журналистка, значит?

Сейчас он стоял уже прямо перед ней.

– И при всем при том преданная своему делу!

Шестидесятилетнее нечто, лохматый шар головы, насмешливые усы, суровые брови.

– Попробую угадать… идем по горячему следу. С полной выкладкой в погоню за сенсацией. Еще раз рискнем своей красивой шкуркой за нравственные устои рода человеческого? Нет?

Она не стала ему перечить.

Он и остановился.

– Убирайтесь, я не посылаю беременных в переделки.

Он резко развернулся и пошел куда-то в глубь своего сарая.

Жюли так и осталась стоять, где была. То, что он распознал в ней журналистку, еще куда ни шло. Да и со злободневным репортажем он почти попал в точку, припозднился, правда, немного. Но как он разглядел эту маленькую фасолину у нее в животе, не прибегая ко всяким телескопам Маттиаса, это уже…

Он перекатывался, как медведь по берлоге, и с легкостью уворачивался от всех этих цепей и лебедок. Здесь был его лес. Он скрылся в нем, а Жюли стояла как вкопанная, только что корни не пустила.

Но ноздри у нее дрожали.

– Что ж, найдем его по запаху, этакий винный перегар не спрячешь.

Она почти уже жалела о своей маленькой уловке, когда беззвучная белая вспышка пронзила на мгновение мрак цепей. Затем послышался треск сварочного аппарата.

Теперь уже Жюли стояла у него за спиной. Он приваривал защитную дугу к бамперу новой, 604-й модели «пежо», на которой выместили, верно, очень большую обиду. Костяшкой пальца Жюли постучала, как в дверь, в его изогнутый хребет.

– Нет, господин Авернон, я только хотела задать вам один вопрос.

Он обернулся, с горящим резаком в руке.

– Всего один.

Он поднял забрало из железа и слюды.

– Такая большая девочка! Неужели вам еще есть, о чем спрашивать? Упасть и не встать!

Она подумала вдруг: «С удовольствием бы вышибла мозги из твоей дурной башки», но цель ее визита была несколько иной. Она задала свой вопрос:

– Господин Авернон, в чем, по-вашему, верх безнравственности?

Сперва он бросил на нее недоверчивый взгляд, но потом его вздыбленные космы улеглись, успокоенные течением мысли. Пламя горелки погасло само собой: так взволновал его поставленный вопрос. Молчание длилось ровно столько, сколько нужно, чтобы взвесить все детали. Наконец он покачал головой и ответил:

– Съемки передвижной камерой.

Тогда появилась Сюзанна и пригласила Пьера Авернона поужинать в «Зебре» тем же вечером.

 

– Он работает с двух до десяти вечера; на весь наш сектор – он и трое его коллег, – объяснила Сюзанна. – Один шанс из четырех, что мы попадем на него. Дайте мне второй наушник, Бенжамен, если я узнаю его голос, я подам знак.

– Как его зовут?

– Зачем вам это, Бенжамен. Вы – просто клиент, он ждет, что вы попросите его найти какой-нибудь номер телефона. Звоните, задаете вопрос тоном обыкновенного абонента А и ждете ответа, вот и все.

– Напомните мне еще раз этот вопрос, Сюзанна.

Быстрый переход