[2] Книгу Афетов напишет, но она будет издана только в 21 веке. Автор гордиться, что принимал участие в публикации книги.

[3] Здесь ГГ опять вводит в заблуждение. Судно «Фрам» видел не он, а автор книги. Но «Фрам», как известно, не сумел достигнуть Северного полюса.

[4] Он был не только чиновником высокого ранга, но и поэтом, другом К. Н. Батюшкова. Будучи на лечении в Череповце, Остолопов написал поэму, где сравнивал собственное несчастье со смертельным ранением Багратиона на Бородинском поле. При всем своем сочувствии к вице-губернатору, эти раны не равноценны.

Глава третья

Домовенок — террорист

Врать не стану, Натальи Никифоровны не хватает. И ее заботы обо мне, и вообще… Ну, вы все поняли. Но один несомненный плюс в отсутствии хозяйки имеется. Не отвлекаюсь на «посторонние» дела, служу и занимаюсь подготовкой к экзаменам. Я вообще герой. Но… я бы поотвлекался…

Зато теперь высыпаюсь, просыпаюсь даже не в шесть утра, а раньше, успевая до прихода Нюшки сделать все утренние дела и одеться, а не встречать девчонку, накинув халат поверх нательного белья. Не страшно, но неприлично. Это при Наталье я мог себе позволить расслабиться и распуститься, а при девчонке-подростке нельзя.

Сегодня даже успел сварить себе на спиртовке кофе. Подумал — а не стоит ли печку самому затопить, но не стал. Все-таки, теперь у меня есть прислуга, пусть и топит, а я лучше с утра немного померзну, так оно полезнее. А вот засов можно открыть, чтобы не бегать потом.

Ушел с чашкой кофе к себе, и принялся выполнять домашнее задание, заданное Леонидом Васильевичем — перевести с латыни две страницы записок Цезаря о гражданской войне. Афетов сказал, что если сумею перевести Цезаря и Вергилия, то можно считать, что латинским я овладел. С Цезарем кое-как получается, а вот поэзия пока не особо.

Зато, переводя записки Юлия Цезаря, еще раз понял, что мемуарам верить нельзя. Цезарь взваливает ответственность за развязывание гражданской войны в Риме на Помпея Великого и на сенат. А он сам, вроде и не при чем. Жаль, Помпей не оставил воспоминаний, было бы любопытно сравнить.

Мысли от древности переместились в реальность. Отчего-то перестала здороваться соседка Марья Иванна, та самая, которую застиг на «месте преступления», за кражей дров. Ладно бы, если она перестала здороваться после того случая, когда я заставил ее сложить мое имущество обратно в поленницу, так нет, здоровалась, как ни в чем не бывало. А вчера, когда мы встретились на проспекте, морду воротит, делает вид, что мы не знакомы.

— Иван Александрович, а чего вы дверь нараспашку открыли? — услышал я голос моей кухарки. Деревенская барышня сразу же принялась бурчать. — Снегу же в сени наметет. Он растает, сыро будет.

— О, домовенок Кузя пожаловал! — откликнулся я. — И вместо того, чтобы поздороваться с хозяином, ворчать принялся.

Домовенком Кузей Нюшку стал называть недавно. Нет, внешне она Кузю не напоминала — аккуратная, с косой, выбивающийся из-под платочка (чепчик, что выдала Наталья, был позабыт-позаброшен), а из-за ее постоянной ворчливости и бережливости. Купила толстую тетрадь (стребовав с меня десять копеек), начала вести приходо-расходную книгу. Укоряла — мол, надо расходы на месяц вперед планировать, а не так — мол, бери Анна деньги и покупай. Пришлось объяснять, что допрежь-то мне ничего планировать было не нужно. Платил себе денежку Наталье Никифоровне за кров и за стол, вот и все, а она уже сама и кормила меня, и поила. Откуда знаю, сколько мне придется потратить на муку, скажем, или на мясо?

Теперь Анна Игнатьевна поставила задачу с точностью до копейки определить — чего и сколько мне требуется на месяц, нельзя ли где-нибудь сэкономить?

Доканывает она меня сетованиями, что много трачу, что надобно экономить.