Дверь в комнату открылась, вошел исправник.

— Отыскали сюртук, господин следователь, — сообщил Абрютин. — Городовые двух понятых взяли, все, как положено. Но пока ничего не тронули, вас ждем. — Укоризненно посмотрев на помещика, покачал головой: — Не на пугале одежда была, в мусорной куче.

Ух, про понятых-то я и забыл.

— Спасибо Василий Яковлевич, — поблагодарил исправника. Кивнул подозреваемому. — Пройдемте, Захар Семенович.

Сюртук господина Дунилина — грязный и мокрый, с багровыми пятнами от запекшейся крови, в птичьем помете, одет на перекладину огородного пугала, но само оно лежало в куче мусора — гнилых деревяшек, старых тряпок, сухой картофельной ботвы.

Около мусора стояли двое городовых и два мужика крестьянского обличья. Значит, это и есть понятые?

Мысленно выругался. Куда я грязный сюртук засуну? Надо хотя бы наволочку взять или еще что.

— Значит, господа понятые, — сказал я, хватая сюртук за край, что был почище. — В вашем присутствии изымаю одежду. Вот, видите? — потряс я улику.

— Видим, ваше благородие. Нашего барина одежонка, только изгвазданная и кровяная, — пробасил один из мужиков.

Вишь, имеется еще один свидетель, ежели понадобится опознавать одежду. Но это, если хозяин сейчас начнет играть в несознанку.

— Ваше? — спросил я у хозяина дома.

— Моя, — признал свой сюртук Дунилин.

— Василий Яковлевич, — обратился я к исправнику. — Пусть ваши подчиненные понятых попридержат. Я акт обыска составлю, они расписаться должны.

— Так мы неграмотные, — откликнулся один из крестьян. Тот самый, что опознал одежду.

— Ничего страшного, — отмахнулся я. — Крестик внизу страницы поставите, и все. Мне еще тряпка какая-нибудь нужна или наволочка, чтобы сюртук упаковать.

Вернувшись в дом, принялся составлять протокол обыска, указав, что «в мусорной куче, на задах дома, был обнаружен и изъят сюртук коричневого цвета, с багровым пятном размером в два квадратных вершка». Подумав, добавил, что «место, где находился оный сюртук, было указано господином Дунилиным добровольно и сама одежда им опознана».

Записал фамилии понятых, те заверили протокол крестиками и ушли, судя по всему, очень довольные, негромко переговариваясь между собой. До меня донеслось только «прищучили кровопийцу, так и надо….».

Не любят мужики своего барина. Впрочем, где крестьяне их любят? Если любили, то и Октябрьской бы революции не было, и гражданскую войну большевики не выиграли. Декрет «О земле» стал оружием покруче пушек «Авроры».

Вместо наволочки мне принесли веревочку, которой перевязал вещественное доказательство.

Дверь снова открылась, но на сей раз это была женщина средних лет, в коричневом платье и переднике, похожая на горничную.

— Захар Семенович, самовар не прикажете ставить? — спросила она.

— Не желаете чайку с пирогами испить, господин следователь? — с насмешкой поинтересовался Дунилин. — Или вам не положено с подследственными чаи распивать?

— Потом, попозже, — хмыкнул я, не ответив на заданный вопрос.

Чаю бы попил с удовольствием, время обеденное, но хозяин прав — не положено. И ему предстоит пить чай не в собственном доме, а в Окружной тюрьме. Узнал как-то, что у тюремных служителей имеется самовар, за три копейки заключенный может заказать себе чай с сахаром. Дорого — в трактире чашка одну копейку стоит, но тут тюрьма, расценки иные.