Ирка только помотала головой и снова уткнулась в мамин халат лицом.

— Значит, все-таки самая лучшая? — спросила мама.

Ирка молча закивала, тычась маме в плечо, как щенок.

— Ну-ну-ну… — успокаивающе похлопывая ее по макушке, сказала мама. — Siehst du, mein Lieber! Jetzt bist du nicht der einzige, der mich versteht![3] — по-немецки бросила мама поверх Иркиной головы. — У тебя странно пахнут волосы, малыш! Дымом… Как будто ты на пожаре была… — удивленно проговорила она, отстраняя Ирку на расстояние вытянутой руки. Окинула ее взглядом с головы до ног — и мамины идеальной формы темные брови изумленно поползли вверх.

Только тут Ирка сообразила, как выглядит после битвы с драконицей! Куртка, заляпанная грязью и покрытая темными разводами от брызгавшей с потолка торгового центра противопожарной жидкости. Разорванные на коленках джинсы и перемазанные темно-бурым ботинки — не объяснишь же, что драконьей кровью! Меховая оторочка капюшона закоптилась до грязно-серого состояния, а кое-где и обуглилась. И еще запах! Запах! Мама не видела ее столько лет — и она предстает перед ней, воняя, как сгоревшая урна!

«Хорошо хоть шишку на голове под волосами не видно, — безнадежно подумала Ирка. — Зато сами волосы… ой-ей-ей!»

«И как Айту вообще захотелось с таким потрепанным чучелом целоваться?» — мелькнуло где-то на заднем плане и тут же забылось. Сейчас у Ирки было одно желание — чтоб сию минуту пол их древней саманной хибары провалился прямо под ней и она рухнула метра на три в глубину! Тогда, по крайней мере, можно хоть как-то объяснить свой вид!

— Я… Шла, шла, поскользнулась на льду и… вот… Упала… Испачкалась… — неловко одергивая край грязной куртки, пролепетала Ирка.

«Ага! Капюшон тоже загорелся, потому что упала? Сосед через забор сигарету кинул — и прямо в меня! — сообразила Ирка, и холодные лапки паники пощекотали ее под коленками и поползли выше, выше, к сердцу… — А потом давай меня из огнетушителя поливать — спасать, значит…» — она едва слышно застонала сквозь зубы.

— Ага! — иронически согласилась мама. — А выросла ты так тоже потому, что упала? И похорошела… — задумчиво добавила мама.

Ирка уставилась на нее, растерянно приоткрыв рот. В голове у нее царил полный сумбур — она тут не знает, как объяснить свой кошмарный вид, а мама говорит… Выросла? Похорошела?

— И ничего я не похорошела и не выросла… — сама не понимая, что несет, забормотала Ирка. — Просто ты меня четыре года не видела…

Мамины ярко-голубые глаза мгновенно налились слезами:

— Я… Я, конечно, понимаю, что я… Что меня давно не было… Ну хоть ты-то не упрекай меня, Ирочка! Довольно я уже от твоей бабушки наслушалась! — вскричала она.

Ирка почувствовала, как руки у нее невольно сжимаются в кулаки. Бабка! И что она вечно… И куда она лезет? Мамы столько не было, а она…

— Все хорошо, мама! — снова прижимаясь к маме и обхватывая ее руками за талию, выдохнула Ирка. — Я не упрекаю, слово… — у нее едва не вырвалось «слово ведьмы!», но остатки здравого смысла дернулись где-то в глубине разума, и она успела исправиться: — Честное слово! Ты приехала — и все хорошо!

Проклятье, слова тоже путались, еще хуже, чем мысли. Ну как сказать маме: плевать, сколько тебя не было, главное, сейчас ты тут! Ирка могла только прижиматься теснее, обнимать все крепче…

— Правда? Ну и замечательно! — обрадовалась мама. — Только пусти меня, пожалуйста, Ирочка, а то сейчас задушишь…

Ирка испуганно отпрянула.