Голова торчала. Правда, не из унитаза, а поверх забора из листов серого шифера, прибитых к ржавым железным трубам. На трубе торчала голова девушки — во мраке мерцало бледное лицо, и светлым пятном выделялись стянутые в «конский хвост» длинные волосы. Голова разомкнула черные, словно запекшаяся рана, губы и сдавленно просипела:

— Поговорить надо!

Сон все-таки оказался неспроста! Отрубленная голова торчит на заборе соседского дома, и единственное, что ей надо с утра пораньше, — побеседовать!

Ирка шагнула ближе — когда к тебе является очередной заложный покойник из тех, что умерли «не своей» смертью, лучше сразу выяснить, что ему надо, и помочь, прежде чем он превратится во вредоносную нечисть, и тогда его уже придется выслеживать и тупо мочить по второму разу! Шагнула еще… И зло сплюнула.

— Тьфу ты, пропасть, да что сегодня у всех прикол такой — напугай Ирку? — сквозь зубы процедила она.

При ближайшем рассмотрении голова оказалась вовсе не отрубленной — к ней прилагалось вполне целое тело, просто пока Ирка стояла на другой стороне улицы, его прикрывал забор. И обладательницу — или, как правильно сказать, владелицу головы? — Ирка теперь тоже узнала. Соседка Лада! Та самая, что мечтала попасть на «Фабрику звезд» и целыми днями распевала караоке так, что редкие прохожие перебегали на другую сторону улицы, спасаясь от рвущейся из форточки звуковой волны! Ладу Ирка знала плохо — та была старше на три года и, если не истязала соседей своими песнопениями, таскалась с компанией парней в псевдобайкерских куртках из дешевого кожзама и девчонок, даже зимой демонстрирующих нежно-голубую от холода кожу в просветы колготок-сеточек. Единственный их разговор состоялся два года назад, когда четырнадцатилетняя Лада попыталась отнять у одиннадцатилетней Ирки деньги на покупки. Лада потом долго сидела дома — ждала, пока пройдут хромота, синяк на скуле и следы Иркиных зубов (тогда еще вполне человеческих) на носу. С тех пор Лада Ирку высокомерно игнорировала, чему та была только рада.

Но сейчас соседка сидела на толстой ветке ореха, что рос как раз позади забора, и Ирка могла поклясться — дожидалась именно ее.

— А я тебя жду! — соседка поспешила подтвердить Иркины подозрения.

— Да поняла уже, — буркнула Ирка. — Только с чего ты взяла, что я в такую рань идти буду?

Даже в плотной предрассветной темноте было видно, что Лада изобразила преувеличенное недоумение — точно актриса на детском утреннике, которая боится, что тупые детишки не заметят, как сильно-сильно она удивлена.

— Мне казалось, ты часто выходишь по ночам! — таким же делано удивленным тоном протянула она и подвинулась, давая Ирке место на ветке. — Перебирайся ко мне!

Ирка оценила высокий забор и вежливо поинтересовалась:

— Лада, ты сдурела? Мне туда что, вспорхнуть?

— Давай! — немедленно согласилась Лада. — Не выпендривайся, мелкая, зовут — иди!

— Пошла, — согласилась Ирка, повернулась и двинулась дальше по дороге к выходу из балки.

— Стой, Хортица, стой, кому говорю! — раздался сзади задушенный полушепот-полувопль, и было в нем такое отчаяние, что Ирка невольно обернулась:

— Ну что еще?

Вцепившись в забор обеими руками, Лада глядела на Ирку — и на лице ее было написано встревожившее Ирку разочарование… словно Лада и впрямь ожидала, что Ирка прилетит к ней на ветку.

— Ладно, сейчас сама спущусь, — неохотно сказала Лада. — Только тихо, родаков моих разбудишь. — И она исчезла.

— Можно подумать, это я тут переговоры на всю улицу затеяла, непонятно о чем, — зло пробормотала Ирка.

Калитка с тихим скрипом отворилась, и, оглядываясь на погруженный в темноту дом, Лада выскользнула на улицу.