— Бе! — Ирка изобразила, как ее тошнит.

— А ты не брезгуй-не брезгуй! Поцелуй, может, и отпущу мальца! Ты ж за ним сюда пришла! — И черт сдвинул в сторону крыло. В его свисающих чуть не до земли мускулистых лапах бился мальчик — светловолосый, бедно одетый мальчик лет четырех.

— Мама! Мамочка! — крохотными ручонками дергая отгораживающие его, словно прутья тюремной решетки, пальцы твари, мальчишка рвался на волю.

— Сыночек! Василек! — выскочив из-за Иркиной спины, женщина кинулась прямо к рогатой твари…

— Стой, дура! — завопила Ирка, но та не слушала. Очертя голову женщина подскочила к жуткому существу и схватила сына за протянутую к ней руку. Дернула к себе…

Мальчик закричал. В его крике была дикая, нечеловеческая боль…

— А-ха-ха! А давай, я ее для тебя сам оторву? Будет у тебя от сына ручка? — любезно предложил черт.

Ирка прыгнула вперед, дернула женщину за плечо и отшвырнула себе за спину прежде, чем тварь успела ее схватить. Острие посеребренного ножа полоснуло чудовище по пальцам.

— Ау-у-у! — Над лапой черта взвился клубок дыма, точно над костром; подвывающая тварь отпрянула назад, волоча мальчика за собой. — Уходи, ведьма! — утробно прогудел черт. — Ты не сможешь забрать его! Он — наш! — И длинные пальцы черта сомкнулись вокруг мальчика, оставляя на виду лишь бледное, заплаканное личико.

— Наш-наш-наш! — заорали бесчисленные голоса, воздух задрожал и собрался в складки, как смятая портьера, и корчащиеся, завывающие, орущие и плюющиеся хари вдруг начали высовываться из темноты, и ночь застонала под хлещущими ее нетопыриными крыльями. — Наш мальчишка! Его отец нам отдал! На бутылку сменял! Сперва курточку, потом мальчишку! Наш! Наш!

— Закон, ведьма! — проревел черт. — Древний закон! Родители владычествуют над детьми! Дети покорствуют родителям! Его отец сам отдал мальчишку нам! Напрасно ты гналась за нами, хортицкая ведьма! Он — отданный! Ты не сможешь к нему даже прикоснуться!

— Он что, правду говорит? — дергая Ирку за рукав, простонала женщина. — Правду?

— Отстань! — не глядя, отмахнулась Ирка. Весь недавний порыв и ярость словно вытекли из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика. Сейчас она выглядела растерянной, отчаявшейся, смущенной… Неистовое зеленое пламя погасло в глазах; она больше не осмеливалась глядеть в перекошенную злобным торжеством морду твари, ее взгляд шарил по темному горизонту, метался, скользил над прочерченной по ночному небу линией электропередачи…

— При чем тут древний закон? — неуверенно пробормотала ведьмочка. — Сейчас… сейчас не древние времена! Сейчас на всяких родителей государство есть! — выпалила она.

Жуткие хари вспыхнули алым пламенем, и пылающий круговорот неистово завертелся вокруг Ирки, хохоча, хохоча, хохоча…

— Ну, насмешила, ведьма! — содрогаясь всем телом и разбрызгивая вокруг капли ядовитой слизи с крыльев, взвыл черт. — Госуда-арство… Ну, давай, погляжу, кого ты сюда притащишь — тетку какую-нибудь из этого… опекунского совета? — И черт снова захохотал, громыхая крыльями. — Посмотрю я, как она станет мальчишку у чертей отнимать! — И снова хохот, хохот, хохот, вой, визг, пылающие хари сквозь темноту, опаляющее дыхание, оскаленные клыки, выпученные зенки и тонкий, захлебывающийся детский крик: — Мама! Мамочка-а-а!

— А-а-а! — женщина тянулась к сыну сквозь гримасничающие перед ней морды, сквозь огонь и… не доставала, не доставала, словно крохотное, залитое слезами детское личико все время уплывало дальше, дальше…

— Закон, ведьма! Нет у тебя ни силы, ни права помочь мальчишке! — злорадно выкрикнул черт.