— Не знаем.

— Вернемся к Эми Каллан. Предположим, она была бы единственной жертвой. Кого вы заподозрили бы в первую очередь?

— Ее мужа.

— Почему мужа?

— Если убита жена, всегда надо первым делом приглядываться к мужу, — объяснила Харпер. — Потому что мотив очень часто бывает личным. А самый близкий человек для женщины — ее муж.

— И как вы бы пригляделись к нему?

— Как? Так же, как всегда. Протрясли бы его, протрясли бы его алиби, работали бы до тех пор, пока что-нибудь не всплыло бы.

— И долго он не продержался бы, так?

— Да, рано или поздно он сломался бы.

Ричер кивнул.

— Хорошо. Теперь давай предположим, что убийца действительно муж Эми Каллан. Как ему избежать вашего пристального внимания?

— Никак.

— А вот тут ты неправа. Он может избежать этого, если найдет несколько женщин, имеющих что-то общее с его женой, и убьет их тоже. Причем сделает это каким-то исключительно своеобразным способом, который обязательно заставит всех искать некий крайне необычный мотив. Другими словами, он замаскирует избранную цель целым ворохом мусора, не имеющего никакого отношения к делу. Отведет подозрение от себя, спрятав личные связи в толпе. Все равно как где лучше спрятать песчинку?

Харпер кивнула.

— На песчаном берегу.

— Совершенно верно.

— Значит, это муж Каллан?

— Нет, не он. Но?

— Но теперь нам достаточно найти мотив только для убийства одной из женщин, а не всех. Все остальные — лишь отвлекающий маневр. Песчаный берег.

— Камуфляж, — подтвердил Ричер. — Фоновый шум.

— Так которая из них? Кто истинная цель?

Ричер ничего не ответил. Отошел от окна и сел.

Ты ждешь. В горах холодно. Холодно и неуютно. Ты сидишь на корточках, укрываясь за скалами. Ветер западный, и очень сыро. Но ты упорно ждешь. Наблюдение — это очень важно. Определенность — это всё. Ты понимаешь, что если сохранишь внимание, то сможешь все. Абсолютно все. Поэтому ты ждешь.

Ты наблюдаешь за сидящим в машине полицейским и веселишься по поводу его мучений. Он всего в нескольких сотнях футов от тебя, но это другой мир. Ты можешь отойти от скалы, и вокруг будет миллион акров безлюдных гор, которыми можно воспользоваться для оправления естественных потребностей. А он находится посреди цивилизации. Вокруг улицы, переулки, дома. Он не может воспользоваться всем этим. Его арестуют за нарушение общественного порядка. Он должен будет сам арестовать себя. И двигатель не работает. Значит, в салоне холодно. Это к лучшему или к худшему?

Ты наблюдаешь и ждешь.

Прежде чем истекли три часа, в комнату предполетного ожидания пожаловал сам капитан. Он провел Ричера и Харпер вниз, и они вышли на улицу через ту же дверь, через которую вошли. У крыльца ждала штабная машина.

— Счастливого пути, — пожелал капитан.

Машина проехала к взлетно-посадочной полосе, на которой стоял одинокий «Боинг». От самолета отъезжали автозаправщики; внизу суетились техники. Лайнер сверкал новой белой краской.

— Самолеты перекрашивают только после того, как мы убеждаемся, что они нам подходят, — объяснил водитель.

Перед открытым люком стоял трап. Вверху толпились члены экипажа, в форме, с пухлыми портфелями.

— Добро пожаловать на борт, — сказал второй пилот. — Свободное место вы отыщете без труда.

В салоне их было двести шестьдесят. Это был обычный пассажирский лайнер, только без каких-либо излишеств. Ни телевизоров, ни полочек с журналами, ни кнопок вызова стюардесс.