|
А Варда Фока – племянник другого императора, Никифора Фоки. Помог твоему отцу в свое время. – Это как же? – удивился князь. – Очень вовремя поднял восстание против Цимисхия. Кабы не он, Цимисхий, может, и не согласился на такой хороший для нас договор. А восстание Варды Фоки Склир как раз и подавил. А потом, при Василии, уже Склир поднял восстание, и тогда его побил Варда Фока. А теперь они – вместе. Варда Фока назвал себя императором, а Склир у него в союзниках. Без помощи Василию с ними не совладать. – Ну и ладно, – пробасил Добрыня. – Пускай себе ромеи режут друг друга. Нам то что? Пусть ослабнут, а мы на них и набежим! – Империя большая, – заметил Духарев. – Врагов у нее много. Но вот беда – от нас далеко. Другие народы куда ближе. Они первыми свой кусок и откусят. Нам не слабые ромеи нужны, а такие, чтоб у нас с ними правильная торговля шла. – Тебе бы всё торговать, – проворчал Добрыня укоризненно. – Не я один с ними торгую, – возразил Духарев. – Да и что толку грабить, если потом всё добытое ромеям же спустим? Но не о том речь. Если Варда Фока сядет в Константинополе, нам с того пользы никакой. Полководец он сильный, воинственный. Где другой откупится, этот ударит. – А Василий? – спросил князь. – О нем мало знаю. Но больших побед за ним не числится. Мятеж Склира не он подавил, а Варда Фока. Решил с булгарами дунайскими повоевать – был бит. Удирал оттуда, хвост поджавши. Так что, думаю, нам прямая выгода помочь Василию. Заплатит он хорошо. И обязан нам будет. – А я на дочери его женюсь, – заявил Владимир, уже привыкший к тому, что все мирные договоры с ним закрепляются узами брака. – Есть у него дочь красивая, воевода? Духарев пожал плечами: – Дочери императорской крови в Большом императорском дворце найдутся, а вот о красоте их мне не ведомо. – А если Василия побьют? – спросил Добрыня. – И воев наших – вместе с ним? Тут уж пожал плечами Владимир. Кого боги любят – тому и победа. Зачем гадать? Но спросил напрямик: – Ты против, дядя? – Не то что против… – задумчиво молвил Добрыня. – Но я б еще подумал. – Торопиться некуда, – сказал Духарев. – Этот Мелентий нашей зимой так напуган, что будет сидеть в Киеве до весны. – Но он мог бы не сам идти, а послать кого, – справедливо заметил Добрыня. – Мог бы, – согласился Владимир. – Нам то что? Согласимся мы дать воев – всё равно, пока Днепр не вскроется, не пойдем. Не согласимся – так и вовсе торопиться некуда. – Разумно, – кивнул Добрыня. И, погладив бороду, стрельнул насмешливым взглядом в сторону Духарева: – Хороший мёд должен выстояться. Тогда и цена на него другая будет. На том и порешили. Следующим утром князь Владимир с дружиной отправились на полюдье. А днем в дом Духарева заявились посол Мелентий и ромейский старшина Кирилл Спат. – Мы слышали, хакан Владимир покинул Киев? – после обмена традиционными приветствиями спросил Кирилл. – Да, уехал на полюдье, – подтвердил Духарев. И пояснил: – Это сбор дани. – Сам, лично? – удивился Мелентий. – Такая традиция. И дед его ездил, и отец. Забрать дань, что свезли на погосты, рассудить давние споры… Еще пиры, ловитвы. Это совсем не так скучно, как кажется. И дружину содержать легче. Пока она в Киеве, то кормится из княжьих запасов, а когда в другом городе гостит – из городских. |
